Я носила свои удобные сапоги для верховой езды. И самое главное, я делала то, что хотелось мне, не стремясь угодить вечно недовольной свекрови.
Все это время я не видела Дэниела, а где-то к середине второго месяца столкнулась к ним нос к носу, выйдя из церкви. В церкви я обязана была сидеть на самой задней скамье. Мое положение считалось ниже, чем у покинутой жены, — ведь я сама посмела уйти от мужа. Я пребывала в постоянном грехе, избавить от которого меня могло лишь полное покаяние и возвращение к мужу, если он милостиво согласится принять меня обратно. Священник постоянно твердил мне, что я ничем не лучше прелюбодейки. Даже хуже, ибо свой грех я творила сама, а не по чужому побуждению. Священник вручил мне целый список покаянных действий. Их было столько, что мне хватило бы до следующего Рождества. Как и при дворе, я стремилась показать себя усердной прихожанкой. Я по многу часов простаивала в церкви на коленях и всегда посещала мессу. Я повязывала голову черным платком и садилась на самый последний ряд. Там всегда было сумрачно, и потому, выходя на яркий солнечный свет, я всегда щурилась.
В тот день, выйдя из церкви, я буквально налетела на Дэниела.
— Ханна! — воскликнул он, придерживая меня за руку.
— Дэниел?
Мы стояли почти вплотную. Наши глаза встретились. Меня обожгло волной нестерпимого желания. Я знала, что хочу его, а он хочет меня. Но я заставила себя отойти в сторону.
— Прошу прощения, — пробормотала я, опуская глаза.
— Постой, не уходи, — умоляюще произнес он. — Как ты? Как твой отец?
Я невольно рассмеялась. Разумеется, он знал ответы на оба вопроса. Семейство Карпентеров у нас не появлялось. Зато у них наверняка имелись добровольные шпионы среди наших соседей, и потому миссис Карпентер и ее дочери точно знали, какую страницу какой книги я сейчас печатаю и чем мы с отцом питались вчера или позавчера.
— У нас все хорошо, — сказала я. — Надеюсь, у тебя тоже.
— Я очень по тебе скучаю, — признался Дэниел, стремясь меня удержать. — Все это время мне хотелось обстоятельно с тобой поговорить.
Я понимала: надо поскорее уйти, пока он не вовлек меня в разговор, пока во мне опять не проснулись злость, досада и ревность. Я не хотела испытывать к нему никаких чувств: ни желания, ни презрения. Я намеревалась быть с ним вежливо-холодной и потому молча повернулась и пошла прочь.
Дэниел быстро догнал меня и взял за руку.
— Ханна, мы не должны жить порознь. Это никуда не годится.
— Дэниел, нам вообще не стоило жениться. Никуда не годится наш брак, а не мой уход от тебя. А теперь пусти меня.
Он послушно разжал пальцы, но продолжал буравить меня взглядом.
— Сегодня в два часа я к вам приду, — решительно сказал он. — И мы поговорим наедине. Если тебя не будет, я дождусь твоего возвращения. Я не могу оставлять все, как есть. Ханна, я имею право поговорить с тобой.
На крыльце мы были не одни. Кто-то выходил из церкви, кто-то входил в ее сумрачное пространство. Мне вовсе не хотелось привлекать к себе излишнее внимание. В Кале меня и так за глаза называли сбежавшей женой.
— Ладно, в два часа, — сказала я и, сделав легкий реверанс, начала спускаться.
Мне навстречу поднимались миссис Карпентер и сестры Дэниела. Увидев меня, они спешно приподняли подолы платьев, чтобы не запачкаться о те плиты, по которым я прошла.
— Доброе утро, миссис Карпентер, — вспомнив придворную учтивость, сказала я. — Доброе утро, девочки. — Спустившись вниз и отойдя на достаточное расстояние, я добавила: — И да сгноит вас Господь.
Дэниел пришел ровно в два часа. Мы вышли из дома и, как тогда, поднялись на парапет. |