В детстве учитель, конечно, рассказывал им с Эрвином и об этой эпохе, но те уроки Шиф помнила плохо. Ей всегда было очень обидно, что мир остался без магии и что сама она не родилась на четыре века раньше, до того, как это случилось, а потому и слушала девочка рассказы о том времени не особо внимательно. Вместо этого она представляла себя, как бы стала колдовать, если бы все-таки жила в те далекие времена, когда магия была доступна многим людям, и насколько ее жизнь была бы интереснее. Что ж, зато теперь ей представилась возможность восполнить этот пробел в знаниях.

— …после того, как война окончилась, лишь некоторые люди смогли сохранить в себе магические способности, не очень большие, — рассказывала, тем временем, Белинда. — И оказалось даже, что эти способности могут, как и прежде передаваться их детям.

— Это я знаю, — кивнула Мафальда, — фамильные заклятия, достояние старых аристократических родов. Но они же всегда передаются только от отца к сыну, женщины ими не владеют…

— Чаще всего, но не всегда, — улыбнулась фон Фалькенхорст. — В моей семье способность к целительству передается от матери к дочери. Хотя первым в роду, у кого они были, был мужчина — Ганс Виртел. Приемный сын Сокрушителей магии.

Женщины вышли в монастырский двор и зашагали в сторону трапезной. Им навстречу шли несколько фрейлин гроссгерцогини, одетых в «форменные» платья с эполетами. Правда, на единый отряд, как хотелось бы Эвелине, эта группа была мало похожа: половина фрейлин была в разных оттенках розового, половина — в не менее разнообразных оттенках зеленого. По всей видимости, каждая из них выбрала повседневную или парадную «форму» в зависимости от того, какой цвет был ей больше к лицу.

В трапезной же, как и предполагала первая фрейлина, никого не оказалось — даже дежурившие там монахи куда-то ушли, и Белинда с Мафальдой сами положила себе в тарелки немного пшенной каши. Фон Шиф выбрала место в самом дальней углу от двери и в упор посмотрела на устроившуюся напротив девушку.

— Расскажите же, что позволяет вам ваше фамильное заклятие, — сказала она, чуть ли не дрожа от любопытства.

— Наследие, госпожа Мафальда. — ответила девушка. — Наследие. Наш род идет от Сокрушителей… Только мало кто знает, что Сокрушительница Клархен и Тевтонская Травница Клархен — это один и тот же человек.

— Вы… — пораженно произнесла фон Шиф. — Они же канонизированы. Вы можете использовать Святую Силу, как в старые времена?!

— Ах, если бы. — Белинда горько рассмеялась. — Мы бы тогда не похоронили столько наших солдат. Нет, госпожа Мафальда — просто в нашей семье фамильное заклятие, это… это… назовем это Великим Исцелением. И передается это лишь по материнской линии. Я могу… могу… Я могу немного помочь страждущим, госпожа Мафальда.

— И уже едва себя не убили! — раздался за спиной камер-фрейлины обвинительный голос Кальмари.

Белинда испугано вспорхнула со своего места и широко раскрыла глаза, а Мафальда, услышав такое, просто окаменела.

— Мадонна, прекратите изображать из себя испуганную голубку, барышня — подобные случаи, как большую редкость, еще Конрад Гесснер описывал, а какие-то полвека тому назад и Карл Линей упоминал. Но — подумать только! — Абеле шумно фыркнул. — В кои-то веки появляется не дешевый фокус, а действительно полезное фамильное заклятие, к тому же там, где оно нужно более всего — в госпитале, — а вы себя до могилы довести пытаетесь, норовите надорваться на всяческих пустяках.

Кальмари тяжело облокотился на столешницу, смерил мрачным взглядом трепещущую Белинду, и неожиданно ласковым голосом добавил:

— Вожжами бы вас хорошенько отходить, синьорина, за такое.