— Ох, — неожиданно тихо произнесла Эвелина и замолчала, опустив глаза. Мафальда бросила на нее быстрый настороженный взгляд. Неужели Ее сиятельство испугалась и пожалела о своей затее? Это было бы катастрофой, причем в первую очередь для самой герцогини. Ее репутации взбалмошной и легкомысленной особы, о которой, конечно, никто никогда не говорил вслух, но о которой прекрасно знало все высшее общество, был бы нанесен еще более сильный вред. Об этом бы тоже никто никогда не сказал ни слова — и при этом каждый в герцогстве стал бы думать про себя, что супруга правителя взялась за слишком серьезное для нее дело и не только не смогла его выполнить, но еще и помешала тем, кто занимался этим делом по долгу службы. А поскольку за действия жены отвечает муж, то самым виноватым в итоге оказался бы Его сиятельство Максимиллиан Капризный, подобного отношения совершенно не заслуживающий. И пусть о нем тоже никто никогда не скажет ни единого недоброго слова — это не важно. Главное, о нем будут плохо думать. А правители, о которых плохо думают их подданные, никогда не находятся в полной безопасности: это Мафальда усвоила еще в детстве, во время уроках истории — в отличие от младшего брата, которого на этих занятиях интересовали только войны и великие полководцы, юную фрейлейн фон Эльке всегда привлекали истории борьбы за власть и дворцовых переворотов…

«Если Эвелина не справится, народ перестанет любить ее супруга, — пронеслось в голове у Мафальды. — Ему это ничего хорошего не сулит. Но не будет ли это благоприятным для Эрвина?»

Однако додумать эту мысль фрейлина не успела. Сидящая рядом с ней герцогиня внезапно вскочила и, взмахнув руками, чтобы сохранить равновесие, потянулась к окошку, отделяющему кучера от пассажиров.

— Эй, Петер! — крикнула она своим обычным звонким голосом. — Мы можем ехать быстрее? Там без нас явно не справляются!

Кучер послушно выполнил ее приказ — карета резко рванулась вперед, и Ее Сиятельство не слишком грациозно приземлилась на сиденье. Мафальда вздохнула с облегчением.

Вскоре, правда, любимой фрейлине Эвелины снова пришлось испугаться, что ее госпожа пойдет на попятный и загубит свою и без того не самую лучшую репутацию. Это случилось, когда их экипаж подъехал к стенам монастыря и остановился перед несколькими крытыми повозками, преграждавшими въезд на его территорию. Рядом с этими повозками, прямо на обочине дороге и чуть дальше, на примятой траве, лежали люди. То ли живые, то ли мертвые, то ли умирающие именно в этот момент… Большинство из них лежали неподвижно, и лишь некоторые слабо шевелились, а вокруг них хлопотали фигуры в черных монашеских рясах. Их, как показалось Мафальде в первый момент, было совсем мало — гораздо меньше, чем уложенных на землю раненых, требующих помощи.

— Так. Похоже, отдохнуть с дороги нам не придется, — с деловитым видом произнесла герцогиня и взялась за дверную ручку кареты.

Возница уже спрыгнул на землю и распахнул дверцу перед своей госпожой. Эвелина спустилась по откидным ступенькам и на мгновение замерла на месте, оглядываясь по сторонам. Мафальда, собиравшаяся спуститься следом за ней, затаила дыхание, уверенная, что герцогиня сейчас бросится обратно и хорошо если не завизжит от испуга. По дороге в госпиталь фрейлина решила, что если это случится, она уговорит Ее сиятельство ехать обратно, а сама, вместе с теми дамами, которые не поддадутся страху, останется помогать медикам. Это не исправило бы некрасивую ситуацию полностью, но хоть немного сгладило бы неблагоприятное впечатление, которое Эвелина произвела бы на военных и на жителей монастыря.

Однако ничего этого госпоже фон Шиф делать не пришлось, и она окончательно убедилась в том, что серьезно недооценивала гроссгерцогиню.