Кибер-штурман вел планетолет прочь от Владиславы. Сидоров перешагнул через Валькенштейна и подошел к пульту. Горбовский лежал головой на клавишах. Сидоров оглянулся на Валькенштейна. Тот уже сидел, упираясь руками в пол. Глаза его были закрыты. Тогда Сидоров осторожно поднял Горбовского и положил его на спинку кресла. «Плевать я хотел на экспресс-лабораторию», - подумал Сидоров. Он выключил киберштурмана и опустил пальцы на липкие клавиши. «Скиф-Алеф» начал разворачиваться и вдруг упал на сто метров. Сидоров улыбнулся. Он услышал, как позади Валькенштейн яростно прохрипел:
- Не сметь!..
Но он даже не обернулся.
***
- Вы хороший пилот, и вы хорошо посадили корабль. И по-моему, вы прекрасный биолог, - сказал Горбовский. Лицо его было все забинтовано. - Просто прекрасный биолог. Настоящий энтузиаст. Правда, Марк?
Валькенштейн кивнул и, разлепив губы, сказал:
- Несомненно. Он хорошо посадил корабль. Но поднял корабль не он.
- Понимаете, - Горбовский говорил очень проникновенно, - я читал вашу монографию о простейших - она превосходна. Но нам с вами не по дороге.
Сидоров с трудом глотнул и спросил:
- Почему?
Горбовский поглядел на Валькенштейна, затем на Бадера.
- Он не понимает.
Валькенштейн кивнул. Он не смотрел на Сидорова. Бадер тоже кивнул и посмотрел на Сидорова с какой-то неопределенной жалостью.
- А все-таки? - вызывающе спросил Сидоров.
- Вы слишком любите штурмы, - сказал Горбовский мягко. - Знаете, это - штурм унд дранг, так сказал бы директор Бадер.
- Штурм и натиск, - важно перевел Бадер.
- Вот именно. А это не нужно. Это па-аршивое качество. Это кровь и кости. И вы даже не понимаете этого.
- Моя лаборатория погибла, - пытался оправдаться Сидоров. - Я не мог иначе.
Горбовский вздохнул и посмотрел на Валькенштейна. Валькенштейн бросил брезгливо:
- Пойдемте, Леонид Андреевич.
- Я не мог иначе, - упрямо повторил Сидоров.
- Нужно было совсем иначе, - сказал Горбовский. Он повернулся и пошел по коридору.
Сидоров стоял посреди коридора и смотрел, как они уходят втроем, и Бадер и Валькенштейн поддерживают Горбовского под локти. Потом он посмотрел на свою руку и увидел красные пятна на пальцах. Тогда он пошел в медицинский отсек, придерживаясь за стену, потому что его качало из стороны в сторону. «Я же хотел, как лучше, - думал он. - Это же было самое важное - высадиться. И я привез контейнеры с микрофауной. Я знаю, это очень ценно. И для Горбовского это тоже очень ценно: ведь Горбовскому рано или поздно самому придется высадиться и провести рейд по Владиславе. И бактерии убьют его, если я не обезврежу их. Я сделал то, что надо. На Владиславе, планете Голубой звезды, есть жизнь. Конечно, я сделал то, что надо». Он несколько раз прошептал: «Я сделал то, что надо». Но он чувствовал, что это не совсем так. Он впервые почувствовал это там, внизу, когда они стояли возле планетолета по пояс в бурлящей нефти, и на горизонте огромными столбами поднимались гейзеры, и Горбовский спросил его: «Ну, и что вы намерены предпринять, Михаил Альбертович?», а Валькенштейн что-то сказал на незнакомом языке и полез обратно в планетолет. Затем он почувствовал это, когда «Скиф-Алеф», в третий раз оторвавшись от поверхности страшной планеты, снова плюхнулся в нефтяную грязь, сброшенный ударом бури. |