-  Вижу. - Горбовский тоже был спокоен. - Делай свое дело.

    -  Нет ни капли. Мы падаем. Замкнуло, черт…

    -  Включаю аварийную, последнюю. Высота сорок пять… Сидоров!

    -  Да, - отозвался Сидоров и принялся откашливаться.

    -  Ваши контейнеры наполняются. - Горбовский повернул к нему свое длинное лицо с сухими блестящими глазами. Сидоров никогда не видел у него такого лица, когда он лежал на диване. - Компрессоры работают! Вам везет, Атос!

    -  Мне здорово везет, - прошептал Сидоров.

    Теперь ударило снизу. У Сидорова что-то хрустнуло внутри, и рот наполнился горькой слюной.

    -  Пошло горючее! - крикнул Валькенштейн.

    -  Хорошо… Прелесть! Но занимайся своим делом ради бога. Сидоров! Эй, Миша…

    -  Да, - сипло сказал Сидоров, не разжимая зубов.

    -  Запасного комплекта у вас нет?

    -  Ага. - Сидоров плохо соображал сейчас.

    -  Что «ага»? - закричал Горбовский. - Есть или нет?

    -  Нет.

    -  Пилот… - буркнул Валькенштейн. - Герой…

    Сидоров скрипнул зубами и стал смотреть на экран перископа. По экрану справа налево неслись мутные оранжевые полосы. Было так страшно и тошно видеть это, что Сидоров закрыл глаза.

    -  Они высадились здесь! - услышал он голос Горбовского. - Там город, я знаю!

    Что-то тоненько зазвенело в рубке, и вдруг Валькенштейн заревел тяжелым прерывистым басом:

    Бешеных молний крутой зигзаг,

    Черного вихря взлет,

    Злое пламя слепит глаза,

    Но если бы ты повернул назад,

    Кто бы пошел вперед?

    «Я бы пошел, - подумал Сидоров. - Дурак, осел. Нужно было дождаться, пока Горбовский решится на посадку. Не хватило терпения. Если бы сегодня он шел на посадку, плевал бы я на экспресс-лабораторию». А Валькенштейн ревел:

    Чужая улыбка, недобрый взгляд,

    Губы скривил пилот…

    «Струсил Десантник», - тебе говорят,

    Но если бы ты не вернулся назад,

    Кто бы пошел вперед?

    -  Высота двадцать один, - крикнул Горбовский. - Перехожу в горизонталь.

    «Теперь бесконечные минуты горизонтального полета, - думал Сидоров. - Ужасные минуты горизонтального полета. Многие минуты толчков и тошноты, пока они не насладятся своими исследованиями. А я буду сидеть, как слепой, со своей дурацкой разбитой машиной».

    Планетолет ударило. Удар был очень сильный, такой, что потемнело в глазах. И Сидоров, задыхаясь, увидел, как Горбовский с размаху ударился лицом о пульт, а Валькенштейн раскинул руки, взлетел над креслом и медленно, как это бывает во сне, с раскинутыми руками опустился на пол и остался лежать лицом вниз. Кусок ремня, лопнувшего в двух местах, плавно, как осенний лист, скользнул по его спине. Несколько секунд планетолет двигался по инерции, и Сидоров, вцепившись в замок ремня, чувствовал, что все падает. Но затем тело снова стало весомым.

    Тогда он расстегнул замок и поднялся на ватные ноги. Он смотрел на приборы. Стрелка альтиметра ползла вверх, зеленые зигзаги контрольной системы метались в голубых окошечках, оставляя медленно гаснущие туманные следы.