Изменить размер шрифта - +
Однажды он сказал Сидорову: «Дело в том, Михаил Альбертович, что вся биология вылетает у меня из головы на сто двадцатом километре. Там ее просто вышибает. Уж очень там страшно. Того и гляди, убьешься».

    Иногда Горбовский брал с собой Диксона. После каждого такого поиска волосатый биолог отлеживался. В ответ на робкую просьбу Сидорова присмотреть за приборами Диксон прямо ответил, что никакими посторонними делами заниматься не собирается. («Просто не хватает времени, мальчик…»)

    «Никто из них не собирается заниматься посторонними делами, - с горечью думал Сидоров. - Горбовский и Валькенштейн ищут Город, Валькенштейн и Рю заняты атмосферой, а Диксон изучает божественные пульсы всех троих. И они тянут, тянут, тянут с высадкой… Почему они не торопятся? Неужели им все равно?»

    Сидорову казалось, что он никогда не поймет этих странных людей, именуемых десантниками. Во всем огромном мире знали десантников и гордились ими. Быть личным другом десантника считалось честью. Но тут оказывалось, что никто не знал толком, что такое десантник. С одной стороны, это что-то неимоверно смелое. С другой - что-то позорно осторожное: они возвращались. Они всегда умирали естественной смертью. Они говорили: «Десантник - это тот, кто точно рассчитает момент, когда можно быть нерасчетливым». Они говорили: «Десантник перестает быть десантником, когда погибает». Они говорили: «Десантник идет туда, откуда не возвращаются машины». И еще они говорили: «Можно сказать: он жил и умер биологом. Но следует говорить: он жил десантником, а погиб биологом». Все эти высказывания были очень эмоциональны, но они совершенно ничего не объясняли. Многие выдающиеся ученые и исследователи были десантниками. В свое время Сидоров тоже восхищался десантниками. Но одно дело - восхищаться, сидя за партой, и совсем другое - смотреть, как Горбовский черепахой ползет по километрам, которые можно было бы преодолеть одним рискованным, но молниеносным броском.

    Вернувшись из шестнадцатого поиска, Горбовский объявил, что собирается приступить к исследованию последней и самой сложной части пути к поверхности Владиславы.

    -  До поверхности остаются двадцать пять километров совершенно неизученного слоя, - сказал он, по обыкновению помаргивая сонными глазами и глядя поверх голов. - Это очень опасные километры, и здесь я буду продвигаться особенно осторожно. Мы с Валькенштейном сделаем еще по крайней мере десять-пятнадцать поисков. Если, конечно, директор Бадер обеспечит нас горючим.

    -  Директор Бадер обеспечит вас горючим, - величественно сказал Бадер. - Вы можете нисколько не сомневаться, Леонид.

    -  Вот и отлично. Дело в том, что я буду предельно осторожен и потому считаю себя вправе взять с собой Сидорова.

    Сидоров вскочил. Все посмотрели на него.

    -  Ну, вот и дождался, мальчик, - улыбнулся Диксон.

    -  Да. Надо дать шанс новичку, - веско произнес Бадер.

    Рю только кивнул красивой головой. И даже Валькенштейн промолчал, хотя и был недоволен.

    -  Это будет справедливо, - сказал Горбовский. Он попятился и, не оглядываясь, с завидной аккуратностью сел на диван. - Пусть идет новичок. - Он улыбнулся и лег. - Готовьте ваши контейнеры. Михаил Альбертович, мы берем вас с собой.

    Сидоров бросился вон из кают-компании.

    -  Зря, - сказал Валькенштейн.

    -  Не будь эгоистом, Марк, - ответил Горбовский лениво. - Парень сидит здесь уже год. А ему всего-то и нужно только, что добыть бактерии из атмосферы.

    Валькенштейн покачал головой:

    -  Зря.

Быстрый переход