– Просим минутку на размышление, – сказал Квиллер, – а пока принесите нам, пожалуйста, кофе.
Из внутреннего кармана пиджака он извлёк пожелтевший от времени и почерневший на сгибах листок бумаги.
– Тебе знаком этот почерк, Джуниор?
– Так писала бабушка!
– Это черновик стихотворения, которое без указания на автора было включено в программу поминальной церемонии, – помнишь, о бабочке, потерявшей своего возлюбленного?
Джуниор в убыстряющемся темпе, как и подобает искушенному редактору, прочитал стихотворение.
– Думаешь, это она написала?
– Во всяком случае не Китс и не Вордсворт. Думаю, твоя уравновешенная бабушка имела бурное прошлое.
– Возможно. Джоди всегда уверяла меня, что бабушке есть что скрывать. Как только женщины могут чувствовать такое?
Появилась Луиза и подала им кофе.
– Ну, мальчики, решили, что будете заказывать? – спросила она.
– Пока нет, подумаем ещё несколько секунд, – ответил Квиллер. Затем он извлек из кармана конверт с почтовым штемпелем Лок-мастера, датированным 1929 годом. Внутри конверта лежало письмо, начинающееся словами: <Моя дорогая Синара…>
– Господи боже мой! – возопил Джуниор. – Ты уверен, что мне следует читать это? Ведь любовные письма, написанные другими, порой звучат так банально…
– Читай! – повелительным тоном сказал Квиллер.
17 ноября 1929 г .
Моя дорогая Синара!
Прошлой ночью я взобрался на крышу конюшни и смотрел туда, где ты сейчас – нас разделяют тридцать миль – но я могу и на этом расстоянии ощущать тебя рядом – чувствовать тебя – вдыхать твой аромат – аромат свежих фиалок – После шестнадцати месяцев жизни в раю – сейчас, когда ты далеко, я как будто попал в ад – бессонные, томительные ночи – в мечтах о тебе – Я хочу взобраться на силосную башню – и броситься вниз на камни – но это убило бы мою мать – и причинило боль тебе – а ты и без того настрадалась из-за меня – Итак, сердце мое – я ухожу – так будет лучше – и молю тебя позабыть обо мне – возвращаю тебе кольцо – и думаю, что может быть однажды – настанет день и мы встретимся среди радости и света – а сейчас – обещай забыть меня – Прощай – моя Синара –
Письмо было подписано <У>. Закончив чтение, Джуниор сказал:
– Меня всего выворачивает наизнанку.
– От чего именно? От содержания письма или от знаков препинания? – попросил уточнить Квиллер.
– Как бабушка могла столь низко пасть?
– В двадцать девятом году она была ещё очень молода.
– В двадцать девятом году дедушка сидел в тюрьме. Она не могла из-за этого жить в Пикаксе и переехала в Локмастер, где прожила два года, возможно на чьей-то ферме. Это выглядит так, словно все было простой забавой и розыгрышем.
– Вероятнее всего, – предположил Квиллер, – этот фермер, разводивший лошадей, и был второй бабочкой в стихотворении. Она сложила все, что связано с воспоминаниями, в чулан, и лишь на поминальной процедуре всё это было представлено публике: …..ищу любовь погибшую мою……я о тебе не должен больше думать . Как ты считаешь, её поклонник во Флориде не тот ли самый У.? И если это так, не могла ли она покончить счёты с жизнью, приняв большую дозу чего-нибудь?
– А тебе известно что-либо о нём?
– Только то, что у него шикарная седая шевелюра и что он играет на скрипке.
В кабинете вновь возникла Луиза и, уперев руки в бока, строго спросила:
– Ну так что, бездельники, вы будете наконец заказывать или прикажете получить с вас плату за аренду кабинета?
Оба джентльмена заказали по дежурному блюду, после чего Джуниор сказал:
– Дедушка вышел из тюрьмы как раз в тот момент, когда рухнул рынок ценных бумаг. |