– Думаю, это то что надо, – сказал Квиллер. – Даже у кошек шерсть становится дыбом… Как ваш Макдуф?

– Лучше, чем я ожидал, особенно в его сцене с Макбетом. Во время их словесного поединка с Ларри он играет просто самозабвенно. Ларри – превосходный актер.

– А леди Макбет?

– Ну, – неуверенно произнёс режиссер. – Должен сказать, что с ней нельзя ни в чём быть уверенным заранее. На одной репетиции она действительно придаёт серьезность характеру своей героини, а в следующий раз кажется, что её мысли блуждают где-то очень далеко. Откровенно говоря, я разочарован. Она жалуется на плохой сон.

– Вы не считаете, что её что-то тревожит? – спросил Квиллер, поглаживая усы.

– Не знаю. И ещё одно. Она плохо воспринимает указания, – пожаловался Двайт. – Может быть, потому, что она врач? Вы же знаете, им слова не скажи. С ней было трудно иметь дело, когда она жила здесь раньше?

– Нет, с ней можно было прекрасно проводить время, и она умела наслаждаться жизнью. Когда я унаследовал особняк Клингеншоенов, она устроила в нём торжественный приём, с дворецким, лакеями, двумя поварами, музыкантами, шестнадцатью свечами на столе и полным грузовиком цветов. Тогда её переполняли энергия и задор. Должно быть, в Бостоне с ней что-то произошло.

– Мне очень неприятно говорить, Квилл, но меня мучит вопрос: не употребляет ли она наркотики? Я знаю, что некоторые загруженные работой врачи, желая поддержать форму, пользуются таблетками для похудания, а потом для расслабления принимают успокоительные наркотики. Они становятся наркоманами.

Квиллер вспомнил незнакомое ему прежде странное выражение глаз Мелинды.

– Возможно, вы правы. В литературе приводятся факты, когда люди, призванные заботиться о здоровье других, сами становятся рабами наркотиков.

– Что же делать? У неё ведь могут быть серьёзные неприятности.

– Конечно, есть соответствующие лечебные учреждения, но кто сможет убедить врача обратиться туда? Предоставим ей самой решать эту проблему.

– Я настолько обеспокоен, – сказал режиссёр, – что подготовил роль леди Макбет с другой актрисой на случай, если в среду Мелинда будет не в состоянии играть. Плюньте через левое плечо! – Он засунул в карман свою дудку и поднялся. – Конечно, всё это строго между нами. Спасибо за кофе. У вас потрясающий амбар.

Только он ушёл, сиамцы опасливо спустились по пандусу, и Юм-Юм при этом тщетно высматривала оловянную дудку. Однако, когда Коко стал обнюхивать один из легких марокканских ковров, Квиллер почувствовал тревогу. Касаясь носом ворса, кот прочерчивал на ковре какую-то извилистую линию, словно повторяя путь пробежавшего паука. Хозяин кота опустился на четвереньки, пытаясь рассмотреть что-нибудь, но не увидел на ковре ничего, кроме почти неразличимого для глаза пятнышка. Коко обнюхивал его, трогал лапкой, тыкал в него носом.

– Ах ты негодяй! – отчитал его Квиллер. – Тебе просто нравится смотреть, как я ползаю по ковру. Больше я никогда не попадусь на эту удочку!

На следующий день, отправившись за воскресными газетами, Квиллер проходил мимо Гудвинтер-бульвара и ужаснулся, увидев эту привилегированную улицу. Весь тротуар был усыпан мусором, газоны вытоптаны, а на траве в средней части бульвара остались следы колёс. Теперь Мелинде трудно будет завоевать дружеское расположение соседей. Тем более что машины для уборки мусора появятся только в понедельник, а ещё предстояла перевозка купленных вещей.

Вечером Квиллер заехал за Полли, чтобы вместе с ней отправиться в ресторан, и она сказала:

– Грузовики будут целых два дня выезжать на подъездную дорожку Гудвинтеров и на тротуар, сминая кусты и сшибая декоративные керамические горшки с цветами.