— А кошки уже вынесли вердикт о твоём коврике? — поинтересовалась Полли.

— Судьи всё ещё совещаются. Им нужно время, чтобы принять обдуманное решение… А теперь давай поговорим серьёзно, Полли. Ты уже слышала об Эддингтоне Смите? Эту новость передавали по радио.

— Я не слушаю радио.

— Он умер вчера. Сердечный приступ.

— Ах, как жалко! — воскликнула Полли. — Такой славный старик! Чуть-чуть не дожил до восьмидесяти! Много болел последнее время, но всегда помогал нам с реставрацией — переплетал книги у себя в мастерской для нашей библиотеки. Мне будет его не хватать.

— Я сегодня не спал почти всю ночь — писал некролог, — сообщил Квиллер. — И признаюсь, это моё лучшее произведение из мемориальной прозы. Скажи, не согласится ли твой совет директоров учредить премию памяти Эддингтона — ну, к примеру, назначить стипендию или устроить конкурс сочинений для младших классов? Или и то и другое? Думаю, Фонд К. тоже примет в этом участие: пятьдесят на пятьдесят.

— Решено. Сегодня же вечером устрою экстренное заседание.

— Не забудь прислать сообщение для печати.

— Обязательно пришлю. А что ты сегодня делаешь, Квилл?

— Да так, ничего. Всё больше по хозяйству.

Когда на Речной улице показался большой чёрный грузовой фургон, Юм-Юм тотчас же исчезла из поля зрения, а Коко в нетерпении запрыгнул на подоконник — будто знал, что груз предназначался для них. На борту автомобиля не без изящества были выведены слова: «Студия интерьер-дизайна "Аманда"». За рулём сидел белокурый гигант в чёрной нейлоновой куртке с надписью на спине: «Мадвильские кёрлеры».

Квиллер вышел ему навстречу.

— Вы играете в команде кёрлеров за Содаст-Сити?

— Ага, — ответил молодой человек и начал разгружать машину.

— Я слышал, что это весьма интересный вид спорта.

— Ага.

Сначала парень внёс в дом квадратный коричневый абажур для квадратной в основании медной лампы. Он явно был раз в десять больше предыдущего — круглого абажура цвета слоновой кости.

Следующим номером появилась корзинка с ярко-красными глянцевыми яблоками и парочка пунцовых диванных подушечек, а за ними прибыл длинный деревянный ящик с пятью горшками красной герани.

— А это ещё что такое? — спросил изумлённый Квиллер.

— Комнатные растения. Она велела поставить их на перила.

— На балкон, что ли?

— Вроде так.

Горшочки были расставлены на расстоянии локтя друг от друга. Фрэн всегда говорила, что четыре — лучше, чем три, а пять — лучше, чем четыре. Она никогда не объясняла свои решения: такой хорошенькой и талантливой женщине, как Фрэн, не нужно было ничего объяснять.

Наконец посыльный приволок драпировку для стен. Панно три на четыре закрыло почти весь кирпичный фронтон камина. На нём — как стилизованная иллюстрация к учебнику природоведения — были изображены две красногрудые малиновки, вытаскивающие из травы червяка. На картинке всё было гипертрофировано: малиновки на переднем плане ростом походили на индюков, зелёные листочки на заднем плане размерами напоминали пиццу, а червяк был толстым, как палка «салями». Укрепив панно и проверив с помощью нивелира, не криво ли оно висит, парень отступил на шаг — полюбоваться своей работой.

— Клёво! — оценил он полотно. — Это малиновки.

— Чем-то смахивают на индюков, — скептически заметил Квиллер.

— Ага.