Лилиан Джексон Браун. Кот, который зверел от красногоКот, который… - 4
ОДИН
Джим Квиллер плюхнулся в кресло ресторана пресс-клуба; длинные, бессильно повисшие усы подчеркивали унылость позы и упрямое выражение лица. Причиной его депрессии были не десять центов, которые он заплатил за выпивку, не тусклое освещение в баре, не унылое покрытие стен, не запах рыбы, приготовленной три дня назад, или несвежего пива, отдающего плесенью тюремного погреба. Квиллера выбили из колеи куда более важные вещи. Обладатель приза газеты «Дневной прибой» и самый большой среди её сотрудников поклонник бифштексов и яблочных пирогов с ужасом читал меню, напечатанное на желтовато-зелёноватом листке. Редактор публицистического отдела "Прибоя" Арчи Райкер спросил: – Что мы будем есть! Сегодня в меню картофельные оладьи. А Квиллер всё смотрел в желтовато-зеленоватый листок, поправляя на носу новые очки и как будто не веря тому, что читал. Одд Банзен, фотограф «Прибоя», закурил сигарету. – Я закажу гороховый суп с рёбрышками и мясное рагу. Но сперва хорошо бы двойной мартини. Квиллер молча дочитал список блюд и начал с начала, твердя про себя: никакого картофеля, никакого хлеба, никакой сметаны в супе, ничего жареного… Райкер – как у солидного заведующего отделом, у него и вид был солидный, сказал: – Я возьму что-нибудь лёгкое. Ну, положим, цыплёнка, пельмени и салат из капусты со сметаной, а ты, Квилл? Квиллер нервно заёрзал на стуле и с кислой улыбкой взглянул на своих коллег: – Я, пожалуй, возьму творог и половинку редиски. – Ты, должно быть, заболел, – хмыкнул Банзен. – Доктор Бин сказал, что мне нужно сбросить тридцать фунтов. – Да, ты достиг интересного возраста, – весело заметил фотограф. Он был моложе, стройнее и позволял себе иронизировать. Квиллер, как бы защищаясь, поправил усы с уже заметной сединой. Он снял очки и аккуратно положил их в нагрудный карман. Райкер, намазывая булочку маслом, озабоченно полюбопытствовал: – Как ты попал к доктору, Квилл? – Мне посоветовал ветеринар, – сказал Квиллер, набивая свою причудливо изогнутую трубку. – Я взял Коко и Юм-Юм к ветеринару, чтобы им почистили зубы. Ты когда-нибудь пробовал открыть рот сиамскому коту? Они считают это страшным покушением на их личную жизнь. – Хотел бы я оказаться там с видеокамерой, – заметил Банзен. – Когда Коко понял, что мы собираемся делать, он превратился в пушистый смерч. Он оказался у ветеринара на шее, ассистент схватил его за ноги, а я за хвост, но Коко вывернулся. Потом он слетел со стола и бросился в собачий питомник. Два ветеринара и мальчик, следившие за собаками, бегали за ним вокруг клеток. Собаки лаяли, люди кричали, кошки чуть не сошли с ума. Коко запрыгнул на верх кондиционера, взлетел на восемь футов от пола и, смотря вниз, сказал всё, что он о нас думает. Если вас никогда не поносил сиамский кот, вы просто не представляете себе, что такое ругань! – Я знаю, – сказал Банзен, – у этого кота голос, как у сирены «скорой помощи». – Я вышел из себя, и ветеринар сказал, что скорее мне нужна помощь психиатра, чем коту – услуги ветеринара. Вдобавок меня в последнее время замучила одышка. Вот я и оказался у доктора Бина. – А как вы сняли кота? – Ушли, оставив его там, и вскоре он появился в кабинете, вспрыгнул на стол и непринужденно зевнул. – Один-ноль в пользу Коко, – сказал Райкер. – А что в это время делала Юм-Юм? – Преспокойно ждала своей очереди в коробке. |
