-  Ну… насколько я помню, течение проходит вдоль всего побережья Скандинавии, так что мы в любом случае его должны будем пересечь.

    -  Замечательно! - протянул Николас. - То есть если мы поплывем в сторону Исландии, то рано или поздно все равно наткнемся на этот твой Гольфстрим. Ключевое слово, как ты понимаешь, «поздно»…

    -  Но плыть-то все равно уже решили, - возразил Архимед. - Или ты передумал, Конрад?

    Я почесал за ухом.

    -  Ну лично я принимал решение, ничего не зная ни о каком теплом течении. Насколько я понимаю, Николас - тоже. Что такого особенного произошло? Ну да, холодно. Но ведь не холоднее, чем было этой зимой в Бублинге. Это всего лишь холод…

    Еще через три дня Архимед, отчаянно стуча зубами, поинтересовался:

    -  Значит, всего лишь холод, да?

    -  А где там твой Гольфстрим, а? - парировал я давно подготовленным вопросом.

    Архимед обиженно умолк, но эта маленькая победа не принесла мне особого удовлетворения. Трудно радоваться повергнутому в смятение противнику, когда клык на клык не попадает. Впрочем, поделом ему - никакого теплого течения мы так и не обнаружили. Разве что оно уже успело остыть? Я бы не удивился - за сто лет да при таком-то холоде!

    И тем не менее мы продолжали двигаться вперед.

    Пока в одну из ночей нас не разбудил сильнейший удар. Я вылетел со своей койки, словно ядро из пушки, и шмякнулся о противоположную стену. Стена притом на моих глазах стала крениться все сильнее, пока не заняла место пола. Мимо меня, к счастью, пронеслась туша Андрэ, ломая попутно мебель. Где-то в темноте истошно вопил Транквилл, стонал придавленный королем Архимед, в трюме испуганно ржала Иголка. Весь корабль исходил протяжным, жутким скрипом и треском. Казалось, он сейчас рассыплется на обломки, я уже было начал ждать, когда окажусь в ледяной воде и все наконец закончится, но момент этот все не приходил, и продолжалась изматывающая неопределенность в рушащемся аду… Потом все стихло.

    -  Что это было? - испуганно спросил меня Андрэ, пытаясь встать на ноги. Ноги короля не держали: стена, теперь ставшая полом, имела довольно сильный наклон. Тогда Андрэ встал на карачки и пополз в мою сторону. Изобретатель, на спине которого гигант проделывал эти манипуляции, очнулся и выразил свое недовольство подобным обращением длинной фразой на родном языке. Не знаю, так ли звучал греческий во времена Гомера, но вот по части энергичности и образности Архимед переплюнул знаменитого слепца. Священник, мучивший меня в детстве греческим и латынью, удавился бы от зависти к тому, как легко и непринужденно склоняет глаголы изобретатель.

    Гневную тираду прервал скрип, и в «потолке» открылась дверь. В проеме маячило лицо Николаса, еще более унылое, чем обычно, к тому же разбитое в кровь. Похоже, ярл пострадал больше всех нас.

    -  Все живы?

    -  Я же говорил - не надо сюда было плыть! - горестно вздохнул Андрэ. - Не послушали меня - вот оно нас и захавало!

    -  Кто?

    -  Дык понятно кто - Ктулха морская, чудище, что на карте было нарисовано.

    -  Гм… - Несмотря на безумие этого объяснения, я вопросительно посмотрел на Николаса.

    -  Что? А! Да бред, конечно, - вздохнул Николас. - Никаких чудищ. Все гораздо проще и печальнее. Сейчас я вам трап спущу, вылезайте и сами посмотрите.

    По сброшенной вниз веревочной лестнице мы вскарабкались на перекошенную палубу. Король вдруг замер и сдавленно охнул.