Тристан обернулся, не вставая, и у Каллума екнуло в груди. Ему предстояла откровенно гибельная миссия. Ну вот, подумал он, рывком снимая очки с обезображенного носа, смотри на меня. Смотри на меня такого, какой я есть на самом деле. Ты единственный, кто меня таким когда-либо видел.

На лице Тристана не отразилось ужаса, и хорошо. Это было к лучшему. Последнее, что увидел Каллум, был потолок – когда его голова резко запрокинулась. В чем дело, он так и не понял, пока не стало слишком поздно понимать вообще что-либо.

Однако это был Тристан.

Так – идеально, так – честно.

А еще все было кончено.

В финальные секунды жизни Каллум Нова увидел последнюю деталь большой картины и понял, каково это – испытать вдохновение. Была ли ответом судьба, имело ли предназначение вкус, любил ли Тристан Каллума в ответ, смог бы он достичь покоя, даже, нет, особенно вопреки тому, что он незаслужен… такие мелочи больше ничего не значили.

Каллум ощутил вдохновение, а значит, все было подлинным.

Шестерка Эзры

Четвертый

Сеф

Сеф Хасан не всегда делал деньги честно; временами сворачивал с намеченного пути, бывал деспотом в отношениях и наказывал слишком сурово; может, он и произвел революцию не столько в сфере науки, как его отец, сколько в сфере академической одежды, но лжецом не был. Таким, как Нотазай, – точно.

– Поверьте, – полушепотом сказал Нотазай, отводя Сефа подальше от собравшихся в комнате заговорщиков, остатков изначального состава. – Всем будет лучше от выбранного мной направления. Всем, кто разделяет наши ценности, наши цели. Не тем, – добавил он с ноткой высокомерия, – кто пришел сюда в поисках власти, которой не заслужил.

Нотазай загадочно положил руку на плечо Сефу, отведя в сторону от медита из китайской разведки, дочери Уэссекса и американца, директора ЦРУ. Ни один из них Сефу не нравился, а своей неприязни он не скрывал. Он уже выяснил, что Перес причастен к гибели Насера Аслани. Насер выпустился из того же университета, что и Сеф, только на несколько лет позднее. Они не дружили, но знали друг о друге и были близки по духу. Аслани водил знакомство с медитскими учеными, противниками идеологически прогрессивной группы старших отпрысков богатых семей. К числу последних Сеф не принадлежал, потому что не был богат. Идеологически он относил себя к выживальщикам.

Собственно, по этой причине он вдруг осознал, что в нераспознаваемом акценте Нотазая теперь навязчиво проскальзывают оксбриджские гласные.

Сеф вежливо кивнул, как бы заверяя Нотазая: не волнуйтесь, я вам верю (момент того требовал). В эту коалицию Сеф вступил не под ложным предлогом, а фанатично желая доверять всякому, кто обещал разделить благородную цель всей его жизни.

Сефу не нравился Эзра Фаулер, и о его кончине он не скорбел. Не нравился ему и Атлас Блэйкли; что бы ни случилось с бывшим Хранителем Общества, он этого наверняка заслуживал. Что до Нотазая, то если бы ресурсы Форума принесли успех, исход оправдал бы все средства, однако Сефу хватало ума не следовать за Нотазаем вслепую – раз уж их мотивации разнилась.

Остальные пусть кусают собственный хвост, подобно вечному змею; пусть будут Гидрой, обреченной на крах. Избранным Общество сулило и давало силу, однако сила по-прежнему оставалась понятием субъективным.

Сила не сделает могилу мягче. А еще не поможет сдержать слово.

– Разумеется, – сказал Сеф, прекрасно зная, что больше он Нотазая не увидит.

Забавная вещь – знание. Им можно делиться, его можно дать, но украсть уже не получится. Архивы помнили, кому принадлежат. И если этот человек лучше, чем Сеф Хасан, то так тому и быть. Все равно тот, кто хуже, их не получит.

Древние обещания вмиг не исполняются. Случая ждать предстояло еще долго.

Нотазай улыбнулся, улыбнулся и Сеф.