Тристан остановился, как того и ждал Джеймс.

– Я знаю, из чего ты сделан, Тристан. Я восхищаюсь этим, честно. Ты так голоден, так напорист. Но, знаешь ли, без моей помощи ты бы до этого офиса никогда не добрался. Ты слишком беспечен. Близорук. Тебе подавай все и сразу. В тебе нет терпения, которое позволяет голодать в ожидании нужного момента. – Это Джеймс увидел, когда Тристан бросил Иден, когда принял предложение Атласа Блэйкли, разрушив собственные же хитроумные, но не доведенные до конца схемы.

Тристан, не оборачиваясь, поглаживал спусковой крючок пальцем, а Джеймс продолжал:

– Это, знаешь ли, и есть истинная сила. Обретенная не враз, а со временем. Так создается империя, Тристан, а не мелкое преступное царство, как у твоего папаши. О, разумеется, – подтвердил он, когда Тристан чуть обернулся, – я знаю, кто ты, что ты. Я все знал, еще когда Иден привела тебя на смотрины. Я знал об этом, когда повысил тебя, когда позволил окольцевать мою дочь. Мне это нравилось, ведь ты мужик с яйцами. Я решил, что у тебя есть потенциал. Прозорливость.

«Придет день, и ты увидишь свой конец, блаженного неведения тебе не светит. – Джеймс чувствовал, как поднимается горечь, как его привычная расчетливость уступает место чему-то иному, какому-то гнетущему осознанию, что если Тристан сейчас уйдет, то все кончится. – Увидишь, как грядет твоя смерть, и будешь не в силах остановить ее.

Чего бы ты ни хотел от дома за чарами на крови, ты этого никогда не получишь».

Все было конечно, и Джеймс ничего не получит, потому что все деньги мира по-прежнему не означали власти – вопреки секрету Джеймса Уэссекса, его усталой воле.

– Тебе не видать истинного могущества, Тристан Кейн, – тихо произнес Джеймс Уэссекс, у которого на всех четверых детей не было и молекулы магии. Ни клеточки. Ни искорки, которая согрела бы их. – Мы оба это знаем, – сказал Джеймс, который всеми силами скрывал недостатки потомства, одаривая отпрысков всеми доступными чарами и понимая при этом, что они так и останутся бесправными. Он не мог изменить их судьбы.

Джеймс потратил годы на поиски чего-нибудь, чего угодно: аниматора, который обессмертил бы его душу; странника, который запер бы его где-нибудь в астрале; библиотеки, которая упрочила бы его власть на этом плане бытия, исключив ужасы гибели и времени. Однако за деньги этого было не купить, и получалось, что Джеймс не мог купить ничего. Он мог опутать своим влиянием мир, быть живой паутиной, Счетоводом, обладателем всемогущего гроссбуха; кукловодом, дергающим за ниточки не хуже судьбы… Но снять проклятие у него бы не вышло.

Даже с купленным статусом медита Иден не стала любить его больше. Ей не стало легче нести бремя фамильной империи.

– Всегда найдется кто-то умнее тебя, – ядовито бросил Джеймс вслед Тристану Кейну; хотя бы тут он был прав. – Всегда найдется кто-то сильнее, и однажды, Тристан, когда ты осознаешь, что не способен ни на что лучше, чем эти твои шарлатанские фокусы, подхалимские трюки…

Мгновение – и Тристан забрал у Джеймса магию. Ощутив это, Джеймс умолк, будто чем-то подавился или испытал внезапный приступ головной боли.

Технически, так оно и было: небольшая блокада в мозгу словно бы нарушила схему разводки, как в бомбе. Зажало какой-то нерв. Возможно, нейрохирург мог бы это исправить, но какой ценой? Да и сумел бы он разглядеть такую мелочь? Это мизерное смещение в квантах, подмену личного кода.

Что такое сила? Во многом ее воплощал Тристан Кейн.

– Нет, нет, ты продолжай, – нарушил он молчание Джеймса. – А то вон Рупеш тебе в рот смотрит.

Для пущего эффекта Тристан сунул пистолет Рупешу. Забрал у него очки и надел их. Рупеш остался возиться с оружием; вид у него был такой, будто ему врезали.