Как только за Годуновыми закрылись двери, послышался общий облегченный вздох. Свита тотчас расслабилась. Теперь общее внимание сосредоточилось на новом, никому не известном человеке. Меня пока ни о чем не спрашивали и рассматривали еще не в упор, а как бы исподволь. От этого торчать тут без дела стало совсем неуютно. Я совсем было собрался уйти восвояси, когда из толпы выступил небольшого роста щуплый человек с необыкновенно окладистой, к тому же крашеной бородой. Он подошел ко мне почти вплотную, внимательно осмотрел меня близоруко прищуренными глазами и представился:

    -  Я боярин Свиньин Богдан Иванович, а ты, молодой человек, из каких будешь?

    -  Крылов Алексей Григорьевич, дворянин с Литовской украйны, - назвался я.

    -  Давно в Москве?

    -  Только вчера приехал.

    -  К государю?

    -  Нет, с государем мы сегодня познакомились. Еще вопросы есть?

    Боярин немного смутился:

    -  Я смотрю, государь тебя жалует, вот и подумал…

    О чем подумал Свиньин, я узнать не успел, в этот момент резко распахнулась дверь в покои царя, в сени вышел один из сопровождавших Федора бояр, сразу же выхватил меня взглядом из толпы и торопливо позвал:

    -  Войди, царь-батюшка зовет!

    Придворные расступились, и я вошел в знакомые уже покои. Федор Борисович сидел рядом с сестрой на скамье. Они оживленно разговаривали. Я подошел и поклонился им по этикету, в пояс, коснувшись правой рукой пола.

    -  Вот Ксения, тот человек, о котором я тебе говорил. Он знает учение Николая Коперника.

    Как мне показалось, царевну такая характеристика не заинтересовала, но на меня она смотрела с подозрительным интересом.

    -  Садись, Алексей, - пригласил меня царь, указывая на стоящий перед их скамьей стул.

    Я опять поклонился и сел.

    -  Говорят, что ты, добрый человек, с Литовской украйны? - спросила царевна, глядя на меня в упор васильковыми глазами.

    -  Да, царевна, - ответил я.

    -  А ты знаешь Лжедмитрия, говорят, что он сам из Польши?

    Вопрос был не самый удобный. Мне показалось, что более зрелая и менее наивная, чем Федор, сестра заподозрила в новом знакомом брата лазутчика из стана противника.

    -  Я знаю только, что он для вас обоих крайне опасен, - прямо сказал я. - А кто он такой на самом деле, сын Иоанна, беглый монах или кто иной, это неважно.

    -  Так ты веришь, что этот вор - царевич Дмитрий? - быстро спросила она.

    -  Нет, не верю.

    -  И крест на том поцелуешь?

    Мне очень хотелось сказать, что ее нательный крестик я поцелую с большим удовольствием, даже не снимая с груди, но вместо такого сомнительного для августейшей особы комплимента, ответил коротко:

    -  Поцелую.

    Не знаю, поверила ли в мою искренность Ксения, но тему Лжедмитрия не оставила.

    -  Скоро думный боярин Петр Федорович Басманый из Путивля в оковах привезет самозванца на царский и боярский суд. Тогда вся правда о его воровстве и самозванстве выйдет наружу. Только я вижу, ты тому не рад? - спросила она, проницательно глядя мне в глаза.

    Увы, я действительно не был рад упоминанию имени Басманова. Однако порочить имя отправившегося за головой Григория Отрепьева недавнего героя, обласканного и сверх меры награжденного покойным царем Борисом, было совершенно бесполезно.