Вечером 15 декабря Бестужев в парадном мундире является в Зимний дворец. Подробности его разговора с императором Николаем Павловичем неизвестны, но потом следствие полагало: именно он «первый сделал важное открытие о тайном обществе».

В результате один из самых ярких фигурантов в деле 14 декабря отделался поселением в Якутске. Не каторгой, как фигуры куда менее видные. А поселением.

Странно, что поведение откровенного предателя нимало не рассеяло витавший вокруг Бестужева романтический ореол. По–видимому, в этом ореоле нуждался не только сам его носитель.

Летом 1829 года Александра Бестужева переводят на Кавказ рядовым. Здесь он написал целый ряд про из ведений из кавказской жизни: «Аммалат–бек», «Мулла–Нур», «Письма из Дагестана». Эти про изведения пользовались огромной популярностью у читателей того времени. Характерно и написанное, и его колоссальная популярность — все вместе. О литературных достоинствах этих творений пусть судит сам читатель.

Горцы у Марлинского, разумеется, невероятно романтичны. В рассказе «Часы и зеркало» офицер, вернувшийся с Кавказа, восторженно рассказывает о «диких обычаях горцев, этого живого обломка рыцарства, погаснувшего в целом мире», об их «страсти к независимости и разбою», об их «невероятной храбрости, достойной лучшего времени и лучшей цели».

Отряд горцев из «Аммалат–бека», окруженный превосходящими силами русских, режет кинжалами коней, чтобы те не достались врагу, и заводит «смертную песню» перед последней атакой: «Умрем! Умрем! Но как славно мы умрем!».

Марлинский не был бы самим собой, отказавшись от романтизации смерти. В «Письмах из Дагестана» «перед нами на окровавленном плаще лежал труп полковника, и как гордо, как прекрасно было его чело! Офицеры и солдаты рыдали… Но воину ли жалеть о такой смерти? Нам должно желать ее!».

Правда, реалии войны, о которых Александр Бестужев писал брату, как–то менее увлекательны: «Завладев высотами, мы кинулись в город, вор вались туда через засеки, прошли его насквозь, преследуя бегущих… Но вся добыча, которую я себе позволил, состояла из винограда и в турецком молитвеннике: хозяин заплатил за это жизнью» [II, с. 356].

Чем не полковник Гернкастль? Удивительно, но даже это хладнокровное признание в грязном убийстве не вызвало разочарования в романтическом кумире.

Но где именно происходили все эти события — грязные и сволочные в жизни, Невыразимо романтические в сочинениях Александра Бестужева? Вот одно географическое название, наверняка знакомое читателям: «Анапа, эта оружейница горских разбойников, этот базар, на котором проливались слезы, и пот, и кровь христианских невольников, этот племянник мятежей для Кавказа, Анапа, говорю, в 1828 году обложена была с моря и с угорья» [12, с. 299–300].

О завершении судьбы Александра Бестужева говорят то приподнято- романтически — «… теперь дело шло о героической смерти. В тот же день он добился своего» [II, с. 392]. То протокольно- сухо: «убит в стычке с горцами» [13, с. 273].

Но в любом случае речь может идти только об одном событии — о сражении 7 июня 1837 года при мысе Адлер. Мыс Адлер находится сегодня на территории Большого Сочи, и с него только в хорошую погоду виден Главный Кавказский хребет. Да и то нечетко.

Сразу два случая так называемого вранья: горцы — вовсе не горцы, а жители равнин, роскошных курортных мест с субтропическим климатом, где растут виноград, грецкий орех и миндаль.