— Я тоже, — ответил я. — Дейл, на пульте опять загорелась лампочка. Возвращайся побыстрее.

— «Дельта», номер двести тридцать три.

Наступил полдень самого длинного дня в моей жизни.

Морис Блум позвонил мне только в восемь вечера. Домой.

— Мэттью, — сказал он, — Дэвис здесь, в Калузе. Мы вот что сделали: позвонили ему в Майами и объяснили, что пытаемся поприжать Харпера по некоторым пунктам его алиби; были бы весьма признательны, если бы Дэвис согласился приехать сюда и помочь нам. Пообещали оплатить ему авиабилет и поселить его здесь, в мотеле, одним словом, устроить торжественную встречу. Он заглотнул наживку, что уже подозрительно, верно? Я хочу сказать: почему бы ему не предложить нам приехать туда, если нам не терпится поговорить с ним? Так или иначе, Дэвис сейчас здесь, в одном мотеле, и приедет к нам в управление ровно в одиннадцать утра. Я его спросил между делом, не будет ли он возражать, чтобы при нашем разговоре присутствовал адвокат Харпера, и Дэвис ответил, что с удовольствием подтвердит все, что уже говорил тебе раньше, в Майами. Теперь, Мэттью, вот в чем проблема. Мы не можем предъявить ему обвинение, Дэвис находится здесь по доброй воле в качестве свидетеля, и нам, между прочим, еще неизвестно, виновен он или нет. Но если нам удастся загнать его в угол, я хочу записать все, что он скажет. Можно спрятать диктофон, так проще всего было бы записать его показания, мне кажется, он ничего не заподозрил бы, как по-твоему? Но решим мы записывать его показания или нет, парень не станет нам исповедоваться, мы должны задурить ему голову, понимаешь, Мэттью?

— Не совсем, — ответил я.

— Так вот о чем я думаю. По-моему, мы похитрее его и, мне кажется, сумеем разыграть его, как по нотам. Устроим небольшое представление, как в кукольном театре: Дурачок и Петрушка. Сможешь подъехать к нам завтра к десяти? Нам надо с тобой обговорить все заранее.

Дэвис тепло приветствовал меня и даже наперед извинился за то, что собирается сообщить полиции некоторые факты. Он не может подтвердить показания своего друга Джорджа Харпера, который заявляет, что находился в воскресенье в Майами, Дэвис с ним там не виделся. Я успокоил его, сказав, что он должен говорить только правду, и поблагодарил, что он приехал в Калузу по просьбе Блума. Если Харпер действительно виновен, сказал я (врал без зазрения совести, как того требовала моя роль), то лучше добровольно признать свою вину, чем заниматься бессмысленным отрицанием очевидных фактов. Мы с Блумом тщательно разработали линию своего поведения, но мне все же было не по себе, будто мы выполняли акробатические номера под куполом цирка без страховки. Одна ошибка — и Дэвис ускользнет из расставленных ему сетей.

— Так приступим? — с невинным видом спросил Блум.

— Мне кажется, для начала ты должен зачитать мистеру Дэви-су его права, — сказал я.

— Зачем? — возразил Блум.

— Если вы собираетесь использовать в суде его показания…

— Какие показания? Мы даже не ведем записей его показаний, Мэттью. Хотим только выяснить, может ли он подтвердить алиби Харпера.

— Мне все же кажется, что он имеет право на защиту своих интересов.

— На защиту от чего? — спросил Блум.

— От полиции, которая потом заявит, что мистер Дэвис сказал то-то и то-то, а на самом деле мистер Дэвис этого не говорил. Послушай, пусть решит мистер Дэвис. Если бы я был на его месте, я попросил бы тебя зачитать мои права.

— Ладно, зачитаю я эти права, наизусть выучил, — сказал Блум. — Но, по-моему, это пустая трата времени.

— Ты будешь записывать его показания?

— Я уже сказал тебе: нет.