|
Уголок рта Ламба дернулся, но он не взглянул на нее. — Мы будем преследовать. — Словно это был согласованный факт. — Может, сможем обговорить. Выкупить их. — Выкупить? Они сожгли твою ферму, повесили друга, украли твоих детей и ты хочешь платить им за освобождение? Какой же ты ебаный трус! Он все еще не смотрел на нее. — Иногда трус это то, что тебе нужно. — Его голос был жесткий. Щелкающий в глотке. — Никакая кровь не вернет ни ферму из пепла, ни Галли из петли. Это прошлое. Лучшее, что мы можем сделать, это вернуть малышей, каким угодно способом. Вернуть их целыми. — На этот раз подергивание началось с его рта, пронеслось по его покрытой шрамами щеке к уголку глаза. — Потом посмотрим. Шай последний раз посмотрела, когда они уходили навстречу заходящему солнцу. Ее дом. Ее надежды. Как день может изменить все. Ничего не осталось, кроме нескольких обугленных бревен, черных на фоне розовеющего неба. Не нужна большая мечта. Ей было плохо как никогда в жизни, а она бывала в плохих, темных, низких местах. Ей с трудом хватало сил, чтобы держать голову. — Зачем им нужно было все сжигать? — прошептала она. — Некоторым просто нравится жечь, — ответил Ламб. Шай посмотрела на него, на его потрепанный нахмуренный силуэт, видневшийся под потрепанной шляпой — заходящее солнце отражалось в одном глазу — и подумала, как странно, что он может быть таким спокойным. Человек, не имевший смелости торговаться, обдумывал смерть и похищение детей. Был реалистом по поводу конца всего, ради чего они работали. — Как ты можешь сидеть так спокойно? — прошептала она ему. — Словно… словно ты знал, что это придет. Он все еще не смотрел на нее. — Это всегда приходит. Легкий Путь — Я испытал множество разочарований. — Никомо Коска, генерал-капитан Компании Милосердной Руки, говорил, чопорно опершись на локоть. — Полагаю, каждый великий человек их испытывает. Оставляет одни мечты, сокрушенный предательством, и находит другие для достижения. — Он хмуро смотрел на Малкову, на столбы дыма, сносимые ветром из горящего города в синие небеса. — Я оставил множество мечтаний. — Должно быть, это требовало огромного мужества, — сказал Сворбрек, быстро блеснув очками, отрываясь от своих заметок. — Несомненно! Я потерял счет случаям, когда моя смерть преждевременно объявлялась тем или иным оптимистичным врагом. Сорок лет испытаний, борьбы, вызовов, предательств. Проживи достаточно долго… и увидишь все разрушенным. — Коска встряхнулся. — Но, в конце концов, это не было скучно! Какие приключения на пути, а, Темпл[9]? Темпл сморщился. Он лично был свидетелем пяти лет редкого страха, частой скуки, периодической диареи, неудачи в избегании чумы, и избегание боя словно чумы. Но ему платили не за правду. Далеко не за правду. — Героические, — сказал он. — Темпл мой нотариус. Он готовит контракты, и следит, чтобы они выполнялись. Один из умнейших ублюдков, что я когда-либо встречал. На скольких языках ты говоришь, Темпл? — Бегло не более чем на шести. — Важнейший человек во всей чертовой Компании! После меня, разумеется. |
