Ангел торопит, а главарь киллеров все не может решиться отдать последний приказ, колеблется.

– Гляди, дружан, не попутай ромсы, – угрюмо твердил Ангел, почему то поглядывая не на лицо – на сплетенные на выпирающем животе собеседника пальцы сосиски. – Там недовольны, – перевел он взгляд на потолок Настькиной комнаты. Будто перекрестился на дерьмовых своих боссов. – Я вот тоже недоволен, – добавил со значением.

– А ты то кто такой? – вз"ерошился и без того взбешенный главарь группы киллеров. – Обычная шестерка, собачий телохранитель.

Жетон сдобрил сказанное десятком труднопереводимых сравнений из богатого своего лексикона и испугался. Как бы посланец всемогущих структур не осатанел и не расправился с наглецом. Если не сейчас, то позже.

Ангел не взбесился – благодушно рассмеялся.

– Не штормуй, кореш, сдай назад. Теперь я не «собачий телохранитель», держи выше. Повысили меня, дружан, пожаловали должностью референта. Так что сдай назад! – со вкусом повторил он полюбившееся выражение. – Поэтому я тоже недоволен твоей медлительностью… Как бы она не закончилась плохо, – не снимая с лица улыбочки, но, сощурив безжалостные глаза, прозрачно намекнул «референт». – Наверху, – снова поглядел он на недавно покрашенный потолок, – шутить не любят. Почему задержка?

Жетон не сказал о странном исчезновении двух киллеров: перспективного и старого. Побоялся. Услышит Ангел о неуправляемости шестерок, усомнится в способности «руководителя». А это, учитывая сведения, переданные Жетону, окрашено в цвет крови.

Наглый и в то же время трусливый босс принялся изворачиваться. Дескать, идет «разведка», шестерки работают – пыль столбом, мухи дохнут, через недельку можно приступить к завершающей фазе намеченной операции…

– Недельку? – сам с собой посоветовался «референт». – Пожалуй, соглашусь. Но – ни днем больше!

Не раз недобрые предчувствия подталкивали Жетона на бегство. Прихватить накопленную капусту и смыться за бугор. Осесть где нибудь в Италии либо в Испании и превратиться в добродетельного владельца престижной виллы. Можно даже жениться, завести пацанов. Мешала примитивная жадность. Отказаться от падающей в руки добычи – драгоценностей коллекционера – казалось ему страшной глупостью, о которой он будет жалеть до конца жизни.

Ангел нажимал, Жетон отвечал намеками на неожиданные трудности, обещал в самое ближайшее время замочить дерьмового политика.

Наконец, решился.

– Пойдешь с пехотинцами, – проинструктировал он Злого. – Замочить обоих: отца и сына, мебель не вывозить – взять одни драгоценности и картинки.

– Кто замочит? – боязливо спросил бледный парень с узкими прорезями глаз и подрагивающими от алкоголя руками. – Ежели я – мало платишь.

– Сколько?

– Двадцать кусков и парочку картинок… По моему выбору…

Запрашивая непомерную, по мнению Жетона, часть добычи, Злой предусмотрительно отодвинулся от кресла, в котором развалился хозяин. Не раз во время базара его настигал пудовый кулак, после чего шестерка долго не мог очухаться.

На этот раз карающая рука осталась мирно лежать на подлокотнике. Босс поощрительно посмеялся, соизволил даже похлопать свежеиспеченного киллера по плечу.

– Бери, сявка, пользуйся моей добротой… Пока вы пошмонаете старика, я подожду на дороге в машине. Баксы и камушки принесешь один, пехотинцы пусть доделывают остальное.

Обрадованный удачной торговлей Злой и помыслить не мог – когда передаст хозяину чемоданы, наступит последняя минута его жизни на грешной Земле. Ибо Жетон решил избавиться от лишних свидетелей.