Цепи опутывали их шею, запястья, щиколотки. Их заставили подняться. Агилар стиснул зубы, все тело сильно болело от долгого неподвижного сидения. Агилар и Мария стояли бок о бок и смотрели на дверь.

– Я умру сегодня, – сказала она голосом напряженным, но твердым, – но ты не плачь обо мне.

Он не будет плакать. Простые слезы не та награда, которую заслуживает эта потрясающая женщина. Собственной кровью он готов оплакивать ее.

Они шли наверх по наклонному коридору к солнечному свету, туда, где было жарко и пыльно. Шли на карнавал безумия.

Под безжалостными лучами солнца с них сняли капюшоны, лишая покрова таинственности и обезличенности. Стали видны тугие косы, оплетавшие голову Марии. Черные капюшоны были только на головах двух палачей, крепких и плечистых, которые шли по обеим сторонам от них.

– Оставайся с Агиларом, Кэл, – донесся голос ангела, и Кэл провалился туда, где были боль и жара.

Моргая и щурясь на ослепительно-ярком солнце, Агилар рассматривал экстравагантные одежды, людей с разрисованными лицами и ряды зрителей, которые с ненавистью осыпали их проклятиями. Он не понимал, зачем это представление. Возможно, те, что были в костюмах демонов, должны разыгрывать «Мистерию страстей Господних», либо они призваны отгонять злых духов, слетевшихся по случаю смерти такого большого числа грешников. Или запугивать самих грешников, живописуя картину ожидающего их ада.

Получалось, что люди в красном выполняли непривычную для себя роль защитников ассасинов, не подпуская толпу, готовую разорвать их в клочья.

Агилар испытывал жалость к бесновавшейся толпе. «Если бы вы только знали, – подумал он, – что жаждете смерти тех, кто вас защищает». Они тоже были пленниками тамплиеров, тоже были опутаны невидимыми цепями, но не осознавали того.

Бенедикто, шедший впереди Марии и Агилара, обернулся и посмотрел на них. Его лицо было спокойным, безмятежным.

– Сегодня мы умрем, – заверил он их, – но Кредо будет жить.

Агилар позавидовал хладнокровию Наставника – и его уверенности.

Они поднялись на помост, где их ожидала мучительная смерть. У двух столбов были сложены огромные охапки хвороста. Рядом с большими бочками с маслом стоял наготове один из ряженых палачей.

Арена была сооружена для единственной цели – казнить еретиков, своими размерами она поразила Агилара. Сотни, а возможно, и тысячи зрителей переполнили три яруса сидений по четырем сторонам от помоста.

И хотя в подземелье сидели и другие «еретики», только трех ассасинов вывели на казнь. Очевидно, их смерть должна была стать важным событием.

С высокого помоста на них глазели инквизиторы, у каждого на груди висел крест. Чувство вины кольнуло Агилара, когда у края помоста он заметил юного принца Ахмеда, на спасение которого они положили столько сил и жизней.

В центре в креслах, лишь отдаленно напоминающих троны, восседали три величественные фигуры со строгим, осуждающим выражением лиц. Агилар узнал их: король Фердинанд и его супруга Изабелла, бывшая королева Кастилии, между ними сидел Томас де Торквемада… Великий инквизитор. Он обладал огромной властью и внушал ужас, но роста был маленького и казался карликом на фоне королевской четы.

Когда Охеда захватил в плен родителей Агилара и они оказались на таком же помосте, именно Торквемада приговорил их к смерти и руководил аутодафе. При виде сидевшего на троне Великого инквизитора Агилара охватила жгучая ненависть.

Агилар посчитал своим долгом узнать как можно больше об этом монахе-доминиканце. Торквемада еще в юные годы начал быстро продвигаться наверх и получил должность приора в монастыре Санта-Крус в Сеговии. Там он встретился с женщиной, которая сейчас сидела на троне и с нескрываемой ненавистью смотрела, как ассасины поднимаются на помост.