Изменить размер шрифта - +
Я в Кракове видал пана из Тачева, он мне про тебя рассказывал... Сдается, этот мазур не хочет отдать

за тебя свою дочку, ну, а я бы не стал так кобениться, потому ты мне по нраву пришелся... Позабудешь ты свою девушку, как увидишь мою Ягенку.
     Девка - что репа!..
     - А вот и не правда! Не позабуду, хоть и десяток увижу таких, как ваша Ягенка.
     - Я дам за ней Мочидолы с мельницей. Да на лугах, когда я уезжал, паслось десять добрых кобылиц с жеребятами... Небось не один еще мне в

ноги поклонится, чтоб я отдал за него Ягну!
     Збышко хотел было сказать: "Только не я!" - но Зых из Згожелиц снова стал напевать:

     Я вам в ножки поклонюся,
     В жены дайте мне Ягнюсю!
     Эх, чтоб вас!

     - У вас все смешки да песни на уме, - заметил Мацько.
     - Да, но скажите мне, что делают на небесах блаженные души?
     - Поют.
     - Ну, вот видите. А отверженные плачут. Я предпочитаю попасть не к плачущим, а к поющим. Апостол Петр тоже скажет: "Надо пустить его в рай,

а то он, подлец, и в пекле запоет, а это никуда не годится". Гляньте - уж светает.
     Действительно, уже вставал день. Через минуту все выехали на широкую поляну, где уже было совсем светло. На озерце, занимавшем большую

часть поляны, рыбаки ловили рыбу; при виде вооруженных людей они бросили невод, выскочили из воды и, поспешно схватившись за дреколья, замерли с

воинственным видом, готовые к бою.
     - Они приняли нас за разбойников, - засмеялся Зых. - Эй, рыбаки, чьи вы будете?
     Те еще некоторое время стояли в молчании, недоверчиво поглядывая на путников, пока наконец старший рыбак не признал в незнакомцах рыцарей и

не ответил:
     - Да мы ксендза аббата из Тульчи.
     - Это наш родич, - сказал Мацько, - у него в залоге Богданец. Верно, и леса его, только аббат, должно быть, недавно их купил.
     - Как бы не так! - возразил Зых. - Он за эти леса воевал с Вильком из Бжозовой и, видно, отвоевал их. Еще год назад они за всю эту сторону

должны были драться конные на копьях и на длинных мечах; уехал я и не знаю, чем это кончилось.
     - Ну, мы с ним свояки, - заметил Мацько, - с нами он драться не станет, может быть, и выкупа поменьше возьмет.
     - Может быть. Если с ним по-хорошему, так он и свое готов отдать. Не аббат, а рыцарь, шлем надевать ему не в диковину. И при всем том

набожен и уж так-то хорошо служит. Да вы, верно, сами помните... Как рявкнет на обедне, так ласточки под крышей из гнезд вылетают. Ну, и люди

еще больше господа славят.
     - Как не помнить! Бывало, как дохнет, так в десяти шагах свечи гаснут. Приезжал он хоть разок в Богданец?
     - А как же! Приезжал. Пятерых новых мужиков с женами поселил на росчисти. И к нам, в Згожелицы, тоже наезжал, - вы знаете, он у меня Ягенку

крестил, старик ее очень любит и называет доченькой.
     - Дай-то бог, чтобы он мне мужиков оставил, - сказал Мацько.
     - Подумаешь! Что для такого богача пятеро мужиков! Да если Ягенка его попросит, он оставит.
     Разговор на некоторое время оборвался, потому что из-за темного бора и из-за румяной зари поднялось ясное солнце и залило все кругом своим

светом. Рыцари приветствовали восходящее солнце обычным "Слава Иисусу Христу!", а затем, перекрестившись, стали творить утреннюю молитву.
Быстрый переход