Я в Кракове видал пана из Тачева, он мне про тебя рассказывал... Сдается, этот мазур не хочет отдать
за тебя свою дочку, ну, а я бы не стал так кобениться, потому ты мне по нраву пришелся... Позабудешь ты свою девушку, как увидишь мою Ягенку.
Девка - что репа!..
- А вот и не правда! Не позабуду, хоть и десяток увижу таких, как ваша Ягенка.
- Я дам за ней Мочидолы с мельницей. Да на лугах, когда я уезжал, паслось десять добрых кобылиц с жеребятами... Небось не один еще мне в
ноги поклонится, чтоб я отдал за него Ягну!
Збышко хотел было сказать: "Только не я!" - но Зых из Згожелиц снова стал напевать:
Я вам в ножки поклонюся,
В жены дайте мне Ягнюсю!
Эх, чтоб вас!
- У вас все смешки да песни на уме, - заметил Мацько.
- Да, но скажите мне, что делают на небесах блаженные души?
- Поют.
- Ну, вот видите. А отверженные плачут. Я предпочитаю попасть не к плачущим, а к поющим. Апостол Петр тоже скажет: "Надо пустить его в рай,
а то он, подлец, и в пекле запоет, а это никуда не годится". Гляньте - уж светает.
Действительно, уже вставал день. Через минуту все выехали на широкую поляну, где уже было совсем светло. На озерце, занимавшем большую
часть поляны, рыбаки ловили рыбу; при виде вооруженных людей они бросили невод, выскочили из воды и, поспешно схватившись за дреколья, замерли с
воинственным видом, готовые к бою.
- Они приняли нас за разбойников, - засмеялся Зых. - Эй, рыбаки, чьи вы будете?
Те еще некоторое время стояли в молчании, недоверчиво поглядывая на путников, пока наконец старший рыбак не признал в незнакомцах рыцарей и
не ответил:
- Да мы ксендза аббата из Тульчи.
- Это наш родич, - сказал Мацько, - у него в залоге Богданец. Верно, и леса его, только аббат, должно быть, недавно их купил.
- Как бы не так! - возразил Зых. - Он за эти леса воевал с Вильком из Бжозовой и, видно, отвоевал их. Еще год назад они за всю эту сторону
должны были драться конные на копьях и на длинных мечах; уехал я и не знаю, чем это кончилось.
- Ну, мы с ним свояки, - заметил Мацько, - с нами он драться не станет, может быть, и выкупа поменьше возьмет.
- Может быть. Если с ним по-хорошему, так он и свое готов отдать. Не аббат, а рыцарь, шлем надевать ему не в диковину. И при всем том
набожен и уж так-то хорошо служит. Да вы, верно, сами помните... Как рявкнет на обедне, так ласточки под крышей из гнезд вылетают. Ну, и люди
еще больше господа славят.
- Как не помнить! Бывало, как дохнет, так в десяти шагах свечи гаснут. Приезжал он хоть разок в Богданец?
- А как же! Приезжал. Пятерых новых мужиков с женами поселил на росчисти. И к нам, в Згожелицы, тоже наезжал, - вы знаете, он у меня Ягенку
крестил, старик ее очень любит и называет доченькой.
- Дай-то бог, чтобы он мне мужиков оставил, - сказал Мацько.
- Подумаешь! Что для такого богача пятеро мужиков! Да если Ягенка его попросит, он оставит.
Разговор на некоторое время оборвался, потому что из-за темного бора и из-за румяной зари поднялось ясное солнце и залило все кругом своим
светом. Рыцари приветствовали восходящее солнце обычным "Слава Иисусу Христу!", а затем, перекрестившись, стали творить утреннюю молитву. |