Не совсем уверенно стоя в шатком суденышке, Себастьян обернулся и решил помахать оставшемуся на берегу Флинну ружьем.
— Господи, да поосторожнее ты с этой штукой, будь она неладна! — заорал Флинн. Но было уже поздно. Ружье выстрелило, и от отдачи Себастьян отлетел назад — прямо на груду слоновой кости. Каноэ угрожающе закачалось, но гребцы отчаянными усилиями удержали его на плаву, и затем оно скрылось за поворотом.
Двенадцать часов спустя каноэ вновь появились на том же повороте, но уже двигались в обратном направлении — в сторону одиноко стоявшей на берегу акации. Разгруженные долбленки легко скользили по воде, и гребцы затягивали одну из своих заунывных «речных» песен.
Гладковыбритый, сменивший рубашку и ботинки, Себастьян с нетерпением вглядывался в даль в надежде вскоре увидеть внушительные очертания американца — ящик заказанного им спиртного стоял возле него.
Через реку тянулся тонюсенький синеватый дымок костра, однако фигур радостно ожидавших их на берегу людей заметно не было. Себастьян вдруг увидел, что силуэт дерева как-то изменился, он нахмурился и прищурил глаза, пытаясь что-то разобрать.
Тут позади него раздался первый тревожный вопль:
— Allemand!
Каноэ под ним резко дернулось.
Он обернулся и увидел, что все остальные лодки, круто разворачиваясь, устремляются вниз по течению. Подняв панический гвалт, гребцы в страхе налегали на весла.
Его каноэ тоже припустилось вслед за остальными, норовившими нырнуть за поворот.
— Эй! — крикнул Себастьян, видя перед собой лишь блестящие от пота спины своих гребцов. — Вы что это удумали?
Они не удостоили его ответом, но их мышцы под черной кожей продолжали ходить ходуном от отчаянных попыток быстрее разогнать каноэ.
— Сейчас же остановитесь! — завопил Себастьян. — Отвезите меня назад, чтоб вас!.. Отвезите меня в лагерь!
В отчаянии Себастьян схватился за ружье и навел его на ближайшего к нему африканца.
— Я не шучу! — заорал он.
Глянув через плечо, туземец увидел перед собой два зияющих дула, и его уже и так искаженное страхом лицо застыло от ужаса. Теперь все они с должным почтением относились к своеобразной манере Себастьяна управляться с этим ружьем.
Африканец перестал грести, и остальные один за другим последовали его примеру. Все застыли под гипнозом нацеленных стволов ружья Себастьяна.
— Назад! — сказал Себастьян, красноречиво указав вверх по течению. Туземец, сидевший к нему ближе всех, неохотно сделал гребок веслом, и каноэ развернулось поперек реки. — Назад! — повторил Себастьян, и теперь уже грести начали все.
Медленно, с опаской одинокое каноэ поползло вверх по реке в направлении акации с висевшими на ее ветвях причудливыми плодами.
Лодка скользнула по илистому дну, и Себастьян шагнул на берег.
— Вон! — приказал он гребцам, подкрепив свою команду красноречивым жестом. Он хотел, чтобы они убрались подальше от каноэ, поскольку не сомневался, что стоит ему повернуться к ним спиной, они с оживленным энтузиазмом вновь устремятся вниз по течению. — Вон! — И он направил их вверх по крутому берегу к лагерю Флинна О’Флинна.
Двое носильщиков, погибших от огнестрельных ранений, лежали возле тлеющего костра. Однако тем четверым, что оказались на акации, повезло еще меньше. Веревки глубоко врезались им в шеи, лица опухли, а рты были раскрыты в тщетном ожидании последнего глотка воздуха. Мухи цвета зеленого металлика облепили вывалившиеся языки.
— Спустите их! — велел Себастьян, немного придя в себя от бурлившей в животе тошноты. Гребцы застыли в оцепенении, и на фоне отвращения Себастьян вдруг почувствовал ярость. Он грубо подтолкнул одного из туземцев к дереву. |