И ещё неизвестно, кому из них удастся этот год пережить — в битвах со штампами орты гибнут почти ежедневно. Но остальные — остальные все здесь. И те, кто только‑только встретил свою двадцатую весну (до этого юношам не дозволяется принимать участие в Праздниках, Отец‑Воевода строже, чем даже Магиня‑Старшая), и ветераны. У некоторых из бывалых уже есть дети, и шансов снова стать отцом у них практически нет — разве что в исключительных случаях, за особые заслуги. Но право вдохнуть первый аромат имеет любой взрослый воин‑орт, пока он живёт, дышит и остаётся мужчиной. Вот только осуществить это право очень и очень непросто…
…В центре зала — женщины. Кажется, что их очень много, хотя на самом деле едва ли наберётся неполных шесть сотен. Это и есть Венок — те, кто могут приносить плоды , — и юные матери, родившие первенцев этой осенью, и матроны, у которых по десять‑пятнадцать (и более) детей. У матрон по пять‑шесть постоянных мужей, и если все они уже сделались отцами, матрона выберет себе ещё одного. Магия помогает жёнам племени гор сохранять привлекательность в течение долгих лет, невзирая на ежегодные роды, и новый муж запросто может оказаться младше её старшего сына. Праздник будет длиться десять дней, и если всё семя, что извергнется за это время, направить в Реку, то она, наверно, выйдет из берегов. Вне Венка — девочки‑ростки (их время ещё придёт) и старые ведуньи (их время уже ушло). Хотя мужья у всех пожилых орт очень даже есть, и любовными утехами умудрённые отнюдь не пренебрегают…
…Воздух пронизан ожиданием — горячим, жадным, пульсирующим. Воины‑орты стоят широким полукругом, в центре которого, словно в фокусе гигантского зеркала, — Венок. Цветы оправдывают своё имя‑прозвище — одежды женщин переливаются яркими красками и всеми их оттенками. Вплетающиеся стоят впереди — ведь Праздник начнут они. Луч солнца, пойманный зеркалом, способен разжечь огонь; и Муэт кажется, что и она, и другие цветы вот‑вот вспыхнут ярким пламенем от устремлённых на них мужских взглядов, жгущих и ласкающих одновременно…
…Стихия Эроса (так, кажется, звали бога любви у какого‑то древнего народа) — как и любая другая стихия — может быть опасна, и Старшие это знают. Магиня и Воевода ведут празднество, ведут чутко и осторожно, не допуская выплеска ненужного. Это не так просто — Муэт видит, как заострились черты лица Мать‑Ведуньи, и как на висках Вождя набрякли тугие извивы вен, по которым сбегают быстрые бисеринки пота.
Старшие (только они одни во всём огромном зале!) не стоят, а сидят. Сидят рядом на установленных на уступчатом возвышении за спинами Венка креслах причудливой формы (говорят, эти кресла были сделаны ещё до Войны и уцелели каким‑то чудом) и внимательно следят за всем и за всеми, подмечая любую мелочь. Сколько им лет, никому не известно. Бабушка Муэт (она умерла в прошлом году) обмолвилась, что когда она была ещё ростком, Старшие выглядели такими же, как и сейчас — кажется, время не властно над этой парой. Они делят не только власть, но и ложе, и это естественно. Однако поговаривают, что других мужей у Матери‑Ведуньи нет, и это странно — не могут же следящие за законом сами его нарушать? Хотя Муэт однажды поймала себя на мысли — Старшие вне Закона и над ним. Они другие , и этим всё сказано — наверно, именно такой облик приняли бы Внешние , сошедшие в этот несчастный Мир. Старшие правят много лет, правят жёстко, но умело, и по‑прежнему полны сил. И всё‑таки когда‑нибудь их места на Празднике Цветов займут другие Старшие — из стариков‑ветеранов и умудрённых ведуний…
…Музыка живая , как и свет, что истекает прямо из каменной толщи стен. Вроде бы не такая эффектная магия, как боевая или целительная, но без неё жизнь ортов станет серой, словно камень заброшенных нежилых галерей. |