Хотел ли я познакомиться с Филипом? Как-то не задумывался об этом. Единственное, чего я хотел, — это увидеть Софию. И это мне удалось. София решительно поддержала план, предложенный моим стариком, но потом исчезла из поля зрения, не дав мне никаких указаний относительно моих дальнейших действий и сейчас, по-видимому, где-то в глубине дома названивала по телефону, договариваясь насчет рыбы. Следовало ли мне представиться Филипу Леонидису в качестве претендента на руку его дочери, или в качестве одного из приятелей, который заехал с визитом вежливости (правда, момент для такого визита был явно неподходящий!), или же в качестве лица, имеющего отношение к полиции?

Мисс де Хэвиленд не дала мне времени на обдумывание ответа на свой вопрос. Фактически это был даже и не вопрос, а скорее утверждение. Судя по всему, мисс де Хэвиленд вообще была склонна скорее утверждать, чем спрашивать.

— Пойдемте в библиотеку, — сказала она.

Она повела меня из гостиной по коридору, в конце которого была еще одна дверь.

Мы вошли в просторную комнату, полную книг. Книги размещались не только на полках, доходивших до потолка. Они лежали на стульях и столах и даже на полу. Однако не было впечатления, что они разбросаны в беспорядке.

В комнате было прохладно и недоставало какого-то запаха, который можно было бы здесь ожидать. Чувствовался немного затхлый запах старых книг, и слегка пахло пчелиным воском. Секунду-другую спустя я понял, какого запаха не хватает. Там не пахло табаком. Филип Леонидис не курил.

Когда мы вошли, он поднялся из-за стола. Это был исключительно красивый высокий мужчина лет пятидесяти. Я не раз уже слышал, что Аристид Леонидис был на редкость некрасив, поэтому не сомневался, что и сын его должен обладать безобразной внешностью. И конечно, я не был готов увидеть столь совершенные черты: прямой нос, безукоризненно очерченный подбородок, светлые волосы, чуть тронутые сединой, зачесанные назад с великолепного высокого лба.

— Познакомься, Филип, это Чарльз Хейуорд, — сказала Эдит де Хэвиленд.

— Рад познакомиться с вами.

Трудно было догадаться, слышал ли он когда-нибудь обо мне. Рука его была холодной, а лицо не выражало ни малейшего любопытства. Я почувствовал себя как-то неловко. А он терпеливо стоял передо мной, не проявляя ко мне никакого интереса.

— Где эти ужасные полицейские? — спросила мисс де Хэвиленд. — Они сюда приходили?

— Насколько мне известно, старший инспектор… э-э-э (он взглянул на визитную карточку, лежавшую на столе)… Тавенер собирается прийти, чтобы побеседовать со мной.

— А где он сейчас?

— Понятия не имею, тетя Эдит. Наверное, наверху.

— У Бренды?

— Право, не знаю.

Глядя на Филипа Леонидиса, было просто невозможно вообразить себе, что где-то поблизости от него могло совершиться убийство.

— Магда уже встала?

— Не думаю, она обычно не встает раньше одиннадцати.

— Это на нее похоже, — сказала Эдит де Хэвиленд. По-видимому, привычки супруги Филипа Леонидиса не встречали у нее одобрения. В коридоре послышался хорошо поставленный голос, быстро приближавшийся к нам. Позади меня распахнулась дверь, и в комнату вошла женщина. Не знаю, как ей удавалось создать впечатление, будто вошли сразу три женщины, а не одна, но ей этот трюк удался.

В одной руке ее была зажата дымящаяся сигарета в длинном мундштуке, а другой она придерживала на груди развевающиеся полы атласного пеньюара персикового цвета. На спину каскадом ниспадала масса тициановских рыжеватых волос. Лицо ее создавало впечатление почти неприличной наготы, как это бывает, когда на женское лицо еще не наложена косметика. На лице выделялись огромные голубые глаза.