Все время они возникали, клянчили у него деньги и всегда жили за его счет. Старая мисс де Хэвиленд, например… Мне казалось, что она была просто обязана уехать отсюда, когда он женился. Я так и сказала. Но Аристид ответил, что она прожила здесь так долго, что теперь это ее дом. По правде говоря, ему нравилось, чтобы они все были у него на глазах и не выходили из-под его контроля. Все они отвратительно относились ко мне, но он, казалось, не замечал этого или не придавал этому значения. Роджер ненавидит меня… вы уже познакомились с Роджером? Он меня всегда ненавидел. Он ревновал. А Филип такой высокомерный, что никогда и не разговаривает со мной. И теперь все они пытаются свалить на меня убийство… А я его не убивала… не убивала! — Она наклонилась ко мне. — Прошу вас, поверьте, что я его не убивала!
Мне она показалась такой несчастной! Презрительное отношение к ней семьи Леонидисов, их готовность верить в то, что она совершила преступление, показались мне в тот момент самым бесчеловечным поведением. Она была такой одинокой, беззащитной, затравленной…
— А еще они думают, что если это сделала не я, то Лоренс, — добавила она.
— А что вы скажете о Лоренсе? — спросил я.
— Лоренса мне ужасно жалко. Он человек такого тонкого душевного склада, что даже не мог идти воевать. Не потому, что трус. Просто очень чувствительный. Я пыталась подбодрить его, чтобы он не чувствовал себя таким несчастным. Ему приходится обучать этих гадких детей. Юстас вечно насмехается над ним, а Джозефина… ну, вы видели Джозефину. Вы понимаете, что это за ребенок.
Я сказал, что пока еще не имел случая познакомиться с Джозефиной.
— Иногда мне кажется, что у этого ребенка с головой не все в порядке, — сказала Бренда. — У нее отвратительная манера делать все исподтишка. И смотрит она как-то странно… Иногда при взгляде на нее у меня мороз по коже пробирает.
Я не хотел обсуждать Джозефину и снова повернул разговор на Лоренса Брауна.
— Кто он? — спросил я. — Откуда он появился?
Я неудачно сформулировал вопрос. Бренда вспыхнула.
— Он никто. Вроде меня… Разве есть у нас хоть какой-нибудь шанс защититься, когда все они ополчились против нас?
— Вам не кажется, что вы просто впадаете в истерику?
— Нет, не кажется. Им желательно обвинить в убийстве Лоренса… или меня. И этот полицейский на их стороне. У меня нет никаких шансов оправдаться.
— Не следует взвинчивать себя, — сказал я.
— Разве не могло случиться, что его убил один из них? Или кто-то посторонний? Или один из слуг?
— У них отсутствует основание для убийства.
— Ах, основание! А какое основание у меня? Или у Лоренса?
Я почувствовал некоторую неловкость, но сказал:
— Мне кажется, что вполне можно было бы предположить, что вы и Лоренс… любите друг друга и хотите пожениться.
Она резко отодвинулась от спинки дивана и выпрямилась.
— Как жестоко предполагать такое! Все это неправда! Мы никогда ничего подобного не говорили друг другу. Я просто испытывала к нему жалость и старалась его подбодрить. Мы были только друзьями и все. Ведь вы верите этому?
Я ей верил. То есть я верил тому, что они с Лоренсом были, как она выразилась, только друзьями. Но в глубине души был уверен также, что она любит этого молодого человека.
Размышляя над этим, я спустился по лестнице в поисках Софии.
Когда я собирался войти в гостиную, в глубине коридора открылась какая-то дверь и выглянула София.
— Хэлло, — сказала она. — Я помогаю нянюшке готовить обед.
Я хотел было пойти к ней на кухню, но она вышла в коридор и затворила за собой дверь, а потом, взяв меня за руку, повела в гостиную, где не было ни души. |