Через неделю я позволил себе напомнить ему, что все еще не получил должным образом подписанного и освидетельствованного завещания, и спросил его, не желает ли он внести какие-нибудь изменения. Он ответил, что полностью удовлетворен текстом, и добавил, что, подписав, направит завещание на хранение в свой банк.
— Все правильно, — взволнованно подтвердил Роджер. — Примерно в конце ноября прошлого года… ты помнишь, Филип?.. отец собрал нас всех однажды вечером и прочитал нам завещание.
Тавенер повернулся к Филипу Леонидису.
— Вы тоже помните этот эпизод, мистер Леонидис?
— Да, помню, — подтвердил Филип.
— Как это напоминает пьесу «Наследство Войси»! — сказала Магда, вздохнув в предвкушении удовольствия. — Мне всегда казалось, что в любом завещании есть нечто драматическое.
— А вы, мисс София?
— И я тоже, — сказала София, — прекрасно помню это.
— А что именно предусматривалось в завещании?
Мистер Гейтскил собрался было ответить на этот вопрос с присущей ему скрупулезностью, но Роджер Леонидис опередил его.
— Завещание было составлено чрезвычайно просто. Электра и Джойс умерли, и выделенные им доли возвратились к отцу. Сын Джойса, Уильям, был убит в сражении в Бирме, и оставшиеся после него деньги перешли к его отцу. Из родственников остались только мы с Филипом да дети. Отец нам все это объяснил. Он предназначил пятьдесят тысяч фунтов, свободных от налога, тете Эдит, сто тысяч фунтов, свободных от налога, Бренде, этот дом — Бренде или же, если она предпочтет, подходящий дом в Лондоне, который должен быть куплен для нее. Остальные деньги были разделены на три части: одна предназначалась мне, другая — Филипу, а третью предусматривалось поделить между Софией, Юстасом и Джозефиной, причем долей последних двоих детей предполагалось распоряжаться по доверенности до их совершеннолетия. Кажется, я все правильно изложил, мистер Гейтскил?
— Именно таковы были… в приблизительном изложении… положения документа, который был мною составлен, — согласился мистер Гейтскил, раздосадованный тем, что ему не позволили самому изложить суть дела.
— Отец прочитал нам завещание, — сказал Роджер, — и спросил, нет ли у нас каких замечаний. Разумеется, никаких замечаний не было.
— Бренда высказала замечание, — напомнила мисс де Хэвиленд.
— Да, да, — с живостью вмешалась Магда. — Она сказала, что ей невыносимо слышать разговоры ее дорогого старенького Аристида о смерти. От этого у нее, по ее словам, «мурашки начинают бегать по телу». И сказала еще, что после его смерти не хочет иметь никаких этих ужасных денег!
— Этим протестом, — сказала мисс де Хэвиленд, — она просто соблюдала приличия, как это принято у простолюдинов.
Замечание было жестоким и обидным. И я вдруг понял, какую глубокую неприязнь испытывала Эдит де Хэвиленд к Бренде.
— Это было весьма справедливое и разумное распределение его состояния, — заметил мистер Гейтскил.
— А что было после того, как он огласил текст завещания? — спросил инспектор Тавенер.
— После прочтения он его подписал, — ответил Роджер.
Тавенер наклонился вперед.
— Как именно и когда он его подписал?
Роджер оглянулся на жену, призывая ее на помощь. Клеменси, подчинившись его взгляду, заговорила. Остальные члены семьи, казалось, были довольны тем, что заговорила она.
— Вы хотели бы в точности знать все, что происходило дальше?
— Если вы не возражаете, миссис Роджер…
— Мой свекор положил завещание на письменный стол и попросил одного из нас… кажется, Роджера… позвонить в колокольчик. |