— По правде сказать, это даже к лучшему. Я не хотел бы показаться бессердечным, но в таком возрасте едва ли можно наслаждаться жизнью!

— Разве он не имел радостей в жизни?

— Едва ли. Как бы то ни было, ему было уже пора уходить из жизни. Он…

Юстас замолчал, потому что в этот момент в классную комнату возвратился Лоренс Браун.

Лоренс начал копаться в книжках, но мне показалось, что он краешком глаза наблюдает за мной.

Он взглянул на наручные часы и сказал:

— Пожалуйста, Юстас, возвращайтесь точно в одиннадцать. За последние несколько дней мы потеряли слишком много времени.

— О’кей, сэр.

Юстас вразвалку направился к двери и вышел, насвистывая что-то.

Лоренс Браун бросил на меня настороженный взгляд и облизал пересохшие губы. Я был убежден, что он возвратился в классную комнату исключительно для того, чтобы поговорить со мной.

Несколько раз бесцельно переложив с места на место какие-то книги и делая вид, что что-то ищет и не может найти, он наконец заговорил:

— Э-э-э… Ну и как у них идут дела?

— У них?

— Я имею в виду полицию.

Нос его дернулся, и мне показалось, что он стал похож на попавшую в мышеловку мышь.

— Они не делятся со мной своими секретами, — сказал я.

— Ах так? А мне показалось, что ваш отец — заместитель комиссара.

— Так оно и есть, — сказал я. — Но он, естественно, не разглашает служебных тайн.

Я умышленно постарался придать своему голосу высокомерие.

— Значит, вы не знаете, как… что… если… — запинаясь, пробормотал он. — Они не собираются производить арест, а?

— Насколько мне известно, пока не собираются. Но, как уже сказал вам, я могу и не знать об этом.

«Заставьте их забегать, — сказал мне инспектор Тавенер. — Припугните их». Ну, что касается Лоренса Брауна, то он был явно напуган не на шутку.

Он заговорил торопливо и сбивчиво:

— Вы и представить себе не можете, как все это тяжело… Такое напряжение… и полная неизвестность. Я хочу сказать, что они приходят, уходят, задают вопросы… вопросы, которые явно не имеют никакого отношения к этому делу…

Он замолчал. Я терпеливо ждал. Ведь он хотел поговорить, ну так пусть говорит.

— Ведь вы присутствовали на днях при разговоре, когда старший инспектор высказал совершенно чудовищное предположение? О миссис Леонидис и обо мне… Это было действительно чудовищно! Чувствуешь себя таким беспомощным. Никто не в силах запретить людям выдумывать всякие небылицы! Все это злобная клевета. Только лишь из-за того, что она… так намного моложе своего мужа… покойного мужа. Какие у людей отвратительные мысли… Я чувствую… не могу не чувствовать, что все это — заговор.

— Заговор? Это интересно.

Это действительно было интересно, хотя и не вполне в том смысле, как он это понимал.

— Знаете ли, семья… семья мистера Леонидиса никогда не симпатизировала мне. Они меня сторонились. Я постоянно чувствовал, что они меня презирают. — Руки его начали дрожать. — Только лишь потому, что они всегда были богаты… и могущественны, они смотрели на меня сверху вниз. Кто я для них? Всего лишь учителишка, ничтожный человечишка, который отказался от военной службы лишь потому, что совесть не позволяет ему убивать. У меня действительно были морально-этические соображения для отказа. Уверяю вас!

Я молчал.

— Не верите? Ну ладно. А что если я просто боялся? Боялся, что у меня ничего не выйдет.