И может оказаться, что все члены семьи не правы и что все-таки это дело рук Лоренса и Бренды?

Или, возможно, не Бренды, а только Лоренса…

Такое решение проблемы меня устраивало бы еще больше.

Закончив обработку своего порезанного подбородка, я спустился к завтраку с твердым намерением как можно скорее поговорить с Лоренсом Брауном.

Я уже дописал вторую чашку кофе, когда мне неожиданно пришло в голову, что нелепый домишко оказывает свое воздействие и на меня. Я тоже теперь был одержим желанием найти не справедливое решение, но решение, которое наилучшим образом устраивало бы меня.

После завтрака я прошел через холл и поднялся по лестнице. София сказала мне, что Лоренса можно было найти в классной комнате, где он занимался с Юстасом и Джозефиной.

На лестнице перед входом в апартаменты Бренды я остановился в нерешительности. Не помню, позвонил ли я, или постучал, или же сразу вошел без стука. Я решил вести себя так, как будто и это помещение в доме тоже было неотъемлемой его частью, а не частной резиденцией Бренды.

Открыв дверь, я вошел внутрь. Там стояла тишина и, казалось, не было ни души. Дверь слева от меня, ведущая в большую гостиную, была закрыта. Справа были открыты две двери: одна из них вела в спальню, а другая — в смежную с ней ванную комнату. Насколько мне было известно, именно в этой ванной комнате, примыкающей к спальне Аристида Леонидиса, хранились запасы эзерина и инсулина.

Полиция уже давно закончила здесь обыск. Я толкнул дверь и проскользнул внутрь. И тут понял, что любой из живущих в доме людей (или даже совершенно посторонний человек, если уж на то пошло) мог бы без труда подняться сюда и проникнуть в ванную комнату.

Я огляделся вокруг. Это была роскошная комната, отделанная сверкающим кафелем, с ванной в виде бассейна. С одной стороны находились разнообразные электроприборы: подогреватель для тарелок и гриль, электрический чайник… маленькая электросковородка, тостер… то есть все, что могло потребоваться камердинеру, прислуживающему старому джентльмену. На стенке висел белый эмалированный шкафчик. Я открыл его. Внутри находились медицинские принадлежности, две мензурки, ванночка для промывания глаз, пипетка и несколько пузырьков, снабженных этикетками: аспирин, борная кислота, йод, лейкопластырь разных размеров и т. п. На особой полочке находились запас инсулина, два шприца и бутылочка с медицинским спиртом. На третьей полке стоял пузырек с главными каплями. Везде была чистота, все разложено в порядке, чтобы в случае необходимости любой мог без труда найти, что ему потребуется… и так же без труда взять то, что потребовалось для убийства.

Я мог бы проделать с пузырьками что угодно, а затем тихонько выйти из комнаты и спуститься по лестнице — и никто никогда не узнал бы, что я там побывал. Я, конечно, не сделал никакого открытия, но мне стало понятно, насколько трудная задача стоит перед полицией.

Только от виновного или виновных можно было бы получить требуемые сведения.

«Припугните их, — говорил мне Тавенер, — заставьте их забегать. Внушите им, что нам кое-что известно. Пусть не забывают о том, что полиция не дремлет. Рано или поздно, если это удастся, наш преступник перестанет остерегаться и попытается еще больше запутать следы… и вот тут-то он и попадет нам в руки!»

Должен признаться, что пока преступник, кем бы он ни был, никак не отреагировал на такие уловки.

Я вышел из ванной. Вокруг по-прежнему не было ни души. Я прошел по коридору мимо столовой слева и спальни Бренды с прилегающей ванной комнатой справа. Там копошилась одна из служанок. Дверь, ведущая в столовую, была закрыта. Из комнаты, расположенной следом за ней, доносился голос Эдит де Хэвиленд, которая разговаривала по телефону все с тем же неизменным поставщиком рыбы. Спиральная лестница вела на верхний этаж пристройки.