Он помолчал, а затем продолжил.

— Мне кажется, что при наличии этих писем прокуратура сочтет возможным предъявить обвинение. Придется им кое-что объяснить по поводу этих писем! Ну а если девочка выживет, тогда будет полный порядок! — Он искоса взглянул на меня и неожиданно спросил: — Поделитесь, что испытывает человек, помолвленный, грубо говоря, с миллионом фунтов стерлингов?

Я вытаращил на него глаза. За всей суматохой последних нескольких часов у меня напрочь вылетели из головы все перипетии с завещанием.

— София пока еще ничего не знает, — сказал я. — Вы хотите, чтобы я сам рассказал ей об этом?

— Насколько мне известно, Гейтскил собирается сообщить эту печальную (или радостную?) новость завтра, после допроса свидетелей, — задумчиво сказал Тавенер и внимательно посмотрел на меня.

— Любопытно, как отреагируют на это члены семьи… С допросом свидетелей все произошло именно так, как я и предполагал. Он был отложен на некоторое время по просьбе полиции.

Все были в хорошем настроении, потому что накануне вечером из больницы сообщили, что телесные повреждения, нанесенные Джозефине, оказались менее серьезными, чем опасались, и что теперь она быстро пойдет на поправку. «Пока, — сказал доктор Грей, — посетители к ней не допускаются, даже ее мать».

— Особенно ее мать, — шепнула мне София. — Я об этом предупредила доктора Грея. Хотя уж он-то отлично знает мамин характер.

По-видимому, на лице моем отразилось сомнение, потому что София резко спросила:

— Почему такой неодобрительный вид?

— Как тебе сказать… все-таки мать…

— Очень рада, что ты не лишен кое-каких старомодных взглядов, Чарльз. Но пока еще не вполне понял, на что способна моя мама. Она не сможет удержаться, чтобы не разыграть великолепную драматическую сцену. А драматические сцены — не самое подходящее лекарство для тех, кто выздоравливает после травмы черепа.

— Ты предусматриваешь каждую мелочь, дорогая.

— Ну что ж, кому-то теперь нужно обо всем думать, когда дедушки не стало.

Я задумчиво посмотрел на нее и понял, что проницательность старого Леонидиса не обманула его. Бремя ответственности, которое лежало на нем, уже приняла на свои плечи София.

После состоявшегося наконец допроса свидетелей Гейтскил приехал вместе с нами в «Три башни». Откашлявшись, он произнес с важным видом:

— Считаю своим долгом кое о чем объявить вам всем.

Для этой цели вся семья собралась в гостиной Магды. На сей раз я получил возможность испытать довольно приятное чувство человека за сценой. Мне было известно заранее то, что собирался сказать Гейтскил. И поэтому я приготовился наблюдать за тем, как будет реагировать на сообщение каждый из присутствующих.

Гейтскил изложил суть дела кратко и сухо. Он держал под строгим контролем любые проявления личных эмоций или какого-либо раздражения. Сначала зачитал письмо Аристида Леонидиса, а затем текст самого завещания.

Наблюдать за аудиторией было чрезвычайно интересно. Мне хотелось только, чтобы глаза успевали уследить за всеми одновременно.

Я не обращал особого внимания на Бренду и Лоренса. В новом завещании положения, касающиеся Бренды, не менялись. Я наблюдал главным образом за Роджером и Филипом, а затем за Магдой и Клеменси.

Сначала мне показалось, что все они держали себя в руках превосходно.

Губы Филипа были плотно сжаты, его красивая голова откинута на высокую спинку кресла, в котором он восседал. Он не произнес ни слова.