Магда, наоборот, как только мистер Гейтскил закончил говорить, разразилась потоком слов, и ее глубокий голос после тенорка Гейтскила звучал как морской прибой по сравнению с журчанием речушки.

— Дорогая София… как все это неожиданно… как романтично! Подумать только, каким хитрецом оказался наш миленький старичок… ну просто старенькое неразумное дитя. Он, что же, не доверял нам? Боялся, что мы рассердимся? Никогда не было заметно, что он любит Софию больше, чем всех остальных. Подумать только, как все это драматично!

Неожиданно Магда легко вскочила с кресла, танцующим шагом подлетела к Софии и склонилась перед ней в глубоком реверансе.

— Мадам София, ваша несчастная нищая старушка-мать просит у вас подаяния. — В ее голосе появились интонации нищих из лондонских предместий: — Подайте грошик. Вашей мамашке так хочется сходить в киношку.

Ее ладонь, скрюченная, как птичья лапка, назойливо тянулась к Софии.

Филип, не меняя позы, пробормотал сквозь зубы:

— Прошу тебя, Магда, перестань паясничать.

— Ну а ты, Роджер? — неожиданно воскликнула Магда, повернувшись к Роджеру. — Бедный милый Роджер! Наш старичок собирался прийти тебе на помощь, только не успел ничего сделать, потому что умер. А теперь Роджер не получит ничего! София, — она повернулась к дочери с видом королевы, — ты просто обязана чем-нибудь помочь Роджеру!

— Нет, — сказала Клеменси. Она сделала шаг вперед. Голос ее зазвучал вызывающе. — Ничего, совершенно ничего не надо делать!

Роджер неуклюже подошел к Софии, как большой добродушный медведь.

Он нежно взял ее руки в свои.

— Мне не нужно ни гроша, дорогая девочка. Как только вся эта история закончится… или затихнет, что мне кажется вероятнее, мы с Клеменси уедем на Вест-Индские острова и будем вести там примитивную жизнь. Если когда-нибудь окажусь в тяжелой ситуации, я обращусь к главе семейства. — Он улыбнулся ей одобрительно. — Но до тех пор мне не потребуется ни гроша. По правде говоря, запросы у меня невелики, дорогая… Клеменси может подтвердить это.

Неожиданно раздался еще чей-то голос. Это заговорила Эдит де Хэвиленд.

— Все это прекрасно, — сказала она. — Однако всем нам придется подумать о том, как выглядит эта ситуация со стороны. Если ты будешь объявлен банкротом, Роджер, а потом уедешь на край света, не позволив Софии протянуть тебе руку помощи, это даст пищу злым языкам, что будет весьма неприятно для Софии.

— Стоит ли обращать внимание на общественное мнение? — презрительно заявила Клеменси.

— Все мы прекрасно знаем, что для тебя оно не имеет значения, Клеменси, — резко отпарировала Эдит де Хэвиленд. — Но София живет среди людей. Она умна, у нее доброе сердце, и у меня нет никакого сомнения в том, что Аристид был прав, выбрав ее хранительницей семейного благосостояния… Хотя для нас, англичан, кажется странным то, что он сделал это в обход своих собственных сыновей, которые живы. Но мне кажется, было бы достойно сожаления, если бы разнесся слух о том, что София проявила скупость… и допустила банкротство Роджера, не попытавшись помочь ему.

Роджер подошел к своей тетушке. Он обнял ее и прижал к сердцу.

— Тетя Эдит, — сказал он, — я тебя люблю и знаю, что ты стойкий борец, но ты ничегошеньки не поняла. Мы с Клеменси знаем, что мы хотим и чего не хотим!

Клеменси с разгоревшимися от волнения щеками смотрела на всех с вызывающим видом.

— Ни один из вас не понимает Роджера, — заявила она. — И никогда вы его не понимали! И нет никакой надежды, что поймете когда-нибудь.