Журавлев, а следом за ним и Бай пошли по проходу вглубь автобуса. На задних, торцевых сиденьях сидели четыре человека. Выглядели они очень странно. В центре троицы восседал человек с розовым ирокезом, в радужном шарфе и в джинсах, настолько узких, что они выглядели колготками. Несмотря на теплую погоду, на нем было пальтишко гламурного и даже совсем не мужского покроя.

– I’m Tony! – представился он.

– Leno, Boil, – представились один за другим товарищи Тони.

– Шпрехин зи дойч? – невпопад спросил Журавлев.

– No, I’m English-speaking.

– О, вэлл. Ай эм Жу… ноу, Синицын. – Журавлев стал говорить, как он думал, по-английски. И чтобы иностранец лучше понял, повторил громко и по слогам: – СИ-НИ-ТСЫН!

– Are you from China?

– Ноу! Ай френд, дурь. А ты, башка, сам ты китаец! – обиделся Жур. – А зэт из май френд, Байкалов.

– Yours boyfriend?

Сильный удар под зад тяжелым ботинком подсказал Андрею ответ.

– Ноу! Это друг, понимаешь, – френд. Нот пидар!

– Who is «Pidar»?

– Ну, не Бай же! Короче – ю Тони, я Андрей, Эндрю по-вашему, а это Дмитрий! В общем, зови его Дэн, как Брауна.

– That isn’t Den Brown, – почему-то рассердился Тони. – You are Russian joker! I’m designer, we are going to work here.

– Слышь, Бай, он меня, по ходу, дураком обзывает, да? – забеспокоился Журавлев. Но Бай, играя роль немого, гордо смотрел в потолок.

Водитель закрыл двери, громко в микрофон повторил требование всем сидеть на местах и плавно тронул автобус. Байкалов и Журавлев уселись рядом с иностранцами, причем Бай сразу же отвернулся к окну, стараясь полностью игнорировать присутствующих.

– Май френд из, из… – Журавлев никак не мог сообразить, как по-английски «немой». – Хи из нот бла-бла-бла.

Журавлев показал рукой, словно он закрывает рот на застежку-молнию.

– Ha! Mute! – понял Тони.

Журавлев решил, что на этом можно разговор и закончить, и стал, так же как и Байкалов, внимательно смотреть в окно.

Конвой, состоящий из крытого грузовика и автобуса, медленно, словно крадучись, проехал по центральной аллее выставки и, миновав входную колоннаду, выбрался на проспект Мира. Площадь у входа на ВДНХ была превращена в свалку. Кучи мусора, неизвестно кем и когда привезенные сюда, воняли так, что запах пробивался даже в закрытый автобус. Водители, для того чтобы проскочить неприятное место, газанули, но вырваться прямо на проспект Мира не удалось. Шофер грузовика, видимо бывалый сталкер, не поехал по дороге, а, прежде чем выехать на Останкинский проезд, с которого легко попасть на проспект, долго петлял по аллеям сквера возле памятника покорителям космоса. Покружив, машины выехали на проспект Мира и неспешно двинулись в сторону третьего кольца.

И Байкалова, и Журавлева поразил не вид погибающего города – пустые дома, провалившиеся витрины, неизвестно кем сваленные на проспекте то там, то здесь скульптуры Церетели, ярко-синий плющ, расползшийся по стенам когда-то жилых домов. Все это выглядело ужасно. Но самое сильное впечатление производило полное отсутствие движения на улицах. Дорога, где совсем недавно и Жур, и Бай часами торчали в апокалипсических пробках, сейчас была пустынна и вообще мало походила на автостраду. Даже странные, призрачные создания, живущие в новой Зоне, казалось, боялись на нее выходить, а жались по краям, уныло бредя по своим немыслимым делам. Один раз Байкалов заметил, что справа из арки одного из домов, примыкающих к проспекту, показалась фигура человека.