— Очень хорошо. — Он неожиданно выпрямился. — Ты пойдешь со мной, мой красавчик. Но будешь держать язык за зубами. Ты обещаешь мне, да?

   Пухлая рука вскинулась, и грязный палец прижался к жирным губам.

   Джек последовал за шатающимся толстяком. Дверь сзади распахнулась, закрылась. Ате? Небо очистилось от облаков, лунный свет беспрепятственно лился на мостовую. Чем дальше они уходили от порта, тем выше становились дома, и, подойдя к самому внушительному из них, Юбер остановился.

   — Тихо! — скомандовал он и еле слышно поскребся в ворота.

   Миг спустя внутри завозились. Заскрипел замок, дверь караулки открылась, на улицу высунулся фонарь.

   — Юбер?

   — Я.

   В узеньком коридорчике топтались двое солдат. Один, зевнув, отошел в сторону.

   — Ладно, проходи и дай нам вернуться в тепло.

   — Шевалье по-прежнему совещается с офицерами?

   — Да, он все еще метет языком. И пока не закончит, нам лечь не удастся.

   Солдат вновь зевнул и вдруг заметил Джека.

   — Что за хрень?! Кто это?

   — Просто друг.

   Фонарь поднялся, и Джек прищурился от яркого света.

   — В чем дело, Юбер? Разве в городе мало матросов?

   Второй солдат захихикал, а Юбер втолкнул спутника в коридорчик и с трудом втиснулся в него сам.

   — Шевалье говорит, мы должны печься о своих младших братьях. Я просто выполняю свой долг, вот и все.

   Молчавший до этого караульный пробормотал:

   — Нам не велено никого впускать этой ночью.

   — Даже друзей?

   Юбер засунул руку за пазуху и извлек оттуда пузатый кувшинчик. Старший солдат заколебался, потом принял дар.

   — Двадцать минут, Юбер. Это все. И выведешь его сам, чтобы я видел.

   Большой ключ повернулся в массивном замке, и солдаты ушли в караулку.

   — Идем, — сказал француз.

   Джек, с трудом возвратив себе способность дышать, неуклюже задвигал ногами. О подобной удаче он не мог и мечтать! Случай, похоже, улыбнулся ему и привел прямо в ставку французского войска. Здание штаба было весьма впечатляющим, просто огромным. Юбер тащил его за руку к хозяйственному крылу.

   Боковая дверь вела в просторную кухню, где, по счастью, не было никого, правда, в котлах что-то булькало, а на вертелах истекали жиром цыплята. По-прежнему не отпуская руки своего нового «друга», Юбер проворно взбежал по узкой лестнице на четвертый этаж и ввалился в несколько тесноватую, но тем не менее прекрасно обставленную комнатенку. С пышным креслом и роскошной кроватью. Шевалье Леви, очевидно, благоволил к толстячку.

   Француз направился прямо к кровати и сдернул с нее покрывало. Обернувшись к Джеку, он улыбнулся.

   — А ты, должно быть, сладенький, мой дикарь. Очень свирепый, но очень сладенький, да?

   — О, разумеется, моя радость, — ответил Джек по-английски.

   — А? — Это было единственным, что сумел выдавить из себя толстячок перед мгновенно вырубившим его ударом.

   Джек выпрямился, оглядывая свою работу. Возможно, Юбер и не возражал бы против того, чтобы его растянули на собственном ложе, но его, безусловно, не устроил бы кляп, торчащий из чувственных губ, как, впрочем, и потеря сознания, которое очень не скоро должно было возвратиться к нему.