Ее ноги запутались в длинных юбках, и она рухнула на холодный мрамор. Браслет наручника еще сильнее вгрызся в ее плоть.
Она не издала ни звука, наслаждаясь болью.
Если Бернард причиняет ей вред, значит, он теряет власть над собой.
Я этого добилась.
Она попыталась подняться на ноги, одна из туфель свалилась с ее ноги. В своих попытках встать Элизабет порвала платье на плече и вынуждена была подхватить его свободной рукой, чтобы ткань не сползала.
Христиан заступил дорогу Бернарду и коснулся плеча кардинала.
— Она не может идти так быстро, ваше высокопреосвященство. Помните, она теперь смертная, хотя и не желала быть таковой.
Джордан помог Элизабет подняться на ноги — графиня ощутила тепло его сильных рук, подхвативших ее тело.
— Спасибо, — прошептала она сержанту.
Даже Эрин пришла ей на помощь, поправив платье Элизабет так, чтобы оно не сползало. Несмотря на низкое происхождение этой женщины, в сердце ее бил родник доброты, достаточно обильный, чтобы помочь даже врагу, находящемуся в беде. Возможно, отчасти именно это и привлекло Руна к ней — ее бесхитростная доброта.
Элизабет сделала шаг прочь от Эрин, даже не попытавшись ее поблагодарить. Потом сбросила вторую туфлю, чтобы не ковылять неуклюже в одной. Мрамор пола леденил подошвы ее босых ног.
Бернард извинился сквозь сжатые зубы:
— Прошу вашего прощения, графиня Батори.
Он повернулся и продолжил свой путь, уже более сдержанной походкой. И все-таки каждый его размашистый шаг выражал ярость. Кардинал явно не мог оценить то, чего она хотела, то, чего она требовала от него. Он был бессмертным так долго, что забыл о желаниях и слабостях смертных. Но тем самым он создал в себе самом величайшую слабость.
«И я воспользуюсь этим в полной мере».
Кардинал дошел до дальней стены базилики и повел группу вниз по лестнице — похоже, ступени вели в подземную часовню сангвинистов.
Темное место для темных секретов.
У подножия лестницы открылась озаренная свечами крипта. Пол был гладким и чистым, по нему было легко идти даже босиком. Пройдя через помещение, Бернард остановился у каменной стены, украшенной барельефом, — он изображал фигуру Лазаря.
Элизабет предположила, что это одни из сокрытых врат в святилище ордена.
Как же они любят свои тайны!
Остановившись перед барельефом, кардинал стащил со своей левой руки перчатку и снял с пояса нож. Пронзив тонким коротким лезвием свою ладонь, он уронил несколько капель крови в чашу, которую держал в руках Лазарь. Потом тихо произнес что-то по-латыни, слишком быстро, чтобы Элизабет смогла разобрать.
Мгновение спустя маленькая дверца отъехала в сторону, заскрежетав по камню.
Кардинал повернулся к остальным.
— Я поговорю с графиней наедине.
Все неуверенно переглянулись, перебросившись несколькими негромкими словами.
Самым смелым оказался Христиан — возможно, потому, что он был новичком в ордене и не боялся открыто возражать его главе.
— Ваше высокопреосвященство, это против наших правил.
— Мы уже далеко преступили все наши правила, — парировал Бернард. — Без присутствия посторонних я смогу добиться более удовлетворительных условий сделки.
Эрин шагнула вперед.
— Что вы собираетесь сделать с нею? Пытками выжать из нее сведения?
Джордан поддержал археологиню:
— Я был против жестких методик допроса даже в Афганистане и не собираюсь допускать это теперь!
Не обращая на них ни малейшего внимания, кардинал шагнул в дверь, потянув за собой Элизабет. |