Мы уже весело и непринужденно болтали, и мне казалось, что время остановилось на счастливой минуте.

Пока мы танцевали, Кунаев подсел к Нырову и стал что-то горячо шептать.

Когда танец закончился и я возвращался к столу, Кунаев поднялся и, поравнявшись со мной, улыбнулся во все свое круглое лицо:

— А вы, Виктор Николаевич, пользуетесь успехом! Дамы готовы разругаться между собой, чтобы потанцевать с вами.

— Вы умеете делать комплименты, видно, не только женщинам, — в пику ответил я, не останавливаясь.

Мы выпили еще по рюмке, и я стал прощаться с гостями. Пашуков увидел под салфеткой оставленные мной деньги.

— Виктор Николаевич, — возмутился он, — зачем же так! Мы сегодня угощаем! Мы же пригласили вас!

— Вы что, миллионеры? Завтра вам в дорогу деньги пригодятся. И в Москве тоже. Купите лучше подарки семьям.

Я вышел из зала и в холле столкнулся с Вероникой. Получив в гардеробе одежду, девушки одевались.

— Надеюсь, мы еще встретимся? — Вероника подошла ко мне очень близко. — Да и подруга моя не против.

— Да, — подхватила подруга. — После дежурства Вероника приедет ко мне, и мы с вами обязательно встретимся.

Я улыбнулся в ответ, попрощался и пошел к себе.

Утром конвой с одиннадцатью изъятыми у преступников машинами и восемью арестованными направился из Аркалыка в Набережные Челны. У ворот рыдали родственники арестованных.

Я стоял у окна и наблюдал за картиной.

На моем столе уже час как лежал рапорт сержанта милиции Курицына. Когда последняя машина скрылась за воротами, я сел за стол и пододвинул рапорт.

Прочитав его, я подумал только одно: «Кому здесь можно доверять? Живешь и работаешь, как в тылу врага. На войне хоть все ясно — здесь наши, там враги. А здесь? Кто друг, кто враг, попробуй разберись!»

Из рапорта Курицына следовало, что все это время, с момента нашего первого задержания в ИВС стали происходить непонятные вещи. Каждый вечер после нашего ухода местные работники милиции организовывали встречи задержанных с родственниками и близкими. Двери камер порой не закрывались до самого утра. Задержанные свободно встречались друг с другом, разрабатывали схемы поведения на допросах. Все эти действия местной милиции были направлены на одно — как можно больше заработать на этом денег.

Руководил всем заместитель начальник ИВС Илюмжинов.

«Что мне делать? — подумал я. — Все они работники местного отдела и мне не подчиняются. Возбудить по ним уголовное дело здесь у меня не получится, мне никто не позволит. Но и работать дальше так просто невозможно».

Рапорт Курицына лежал у меня на столе, и я абсолютно не знал, что с ним делать. Мне еще не приходилось сталкиваться с подобным безобразием, и я не видел реального выхода.

И вдруг мне вспомнилась весна прошлого года, когда меня одним апрельским вечером вызвал начальник управления уголовного розыска республики Костин.

— Присаживайся, Абрамов! — сказал он. — У меня к тебе просьба. Дело в том, что в Челнах зарегистрировано уже шесть разбойных нападений на платные автостоянки. Неизвестные используют форму сотрудников милиции и похищают с этих стоянок новые «КамАЗы». Куда уходят машины — неизвестно. Оперативной информации мы не имеем. До настоящего времени нам не удалось найти ни одной угнанной машины. Я подозреваю самих работников милиции, и поэтому, посовещавшись с министром, мы решили направить тебя в Челны разобраться с этим делом. Мы не хотим, чтобы об этих событиях узнала пресса. Нам не нужен шум по поводу милиции.

— Юрий Васильевич, я, конечно, не против, но я только два дня как вернулся из командировки.