Я ушел полностью опустошенный услышанным. Направился через Ленинский садик к остановке трамвая. Впервые чувствуя себя абсолютно беззащитным перед государственной машиной.

Прошло несколько дней. Как-то на выходе из института меня остановил незнакомый человек.

— Абрамов, срочно нужно поговорить, — сказал он.

Я взглянул на него с нескрываемым удивлением. Это был сравнительно молодой человек, на его лице сверкали очки в золотой оправе.

— Извините, я вас не знаю, — ответил я и, отстранив его руку, направился дальше.

— Я из КГБ, — мы шли по улице Карла Маркса. — Моя фамилия Герасимов, я буду вашим куратором.

Для убедительности он достал удостоверение и показал мне. Я остановился, ознакомился с документом, вернул его хозяину, и мы медленно пошли к площади Свободы.

— Абрамов! У тебя много знакомых, в том числе и лиц еврейской национальности. Так вот, первое твое задание. Необходимо войти с ними в доверительные отношения. Нам интересно, чем они дышат, что планируют. Кто из них ведет подрывную работу против нас, я имею в виду против государства.

— Простите, товарищ Герасимов, скажите конкретно, кто из моих друзей вас интересует? У меня очень большой круг знакомых евреев, не могу же я со всеми ними разговаривать на подобные темы.

— Меня интересуют все евреи, независимо от того где работают или учатся. Я должен знать о них все. Запомни, по окончании твоей стажировки я буду писать тебе характеристику, и оттого, что я напишу, будет зависеть, возьмут тебя в КГБ или нет.

Мы еще с пять минут поговорили ни о чем, и он сел в поджидавший его автомобиль.

Прошло еще несколько дней, когда я вновь увидел Герасимова. Он стоял недалеко от института и ждал, по всей вероятности, меня. При виде него у меня екнуло сердце и смутное беспокойство охватило душу.

Он тоже увидел меня и приветственно помахал рукой. Мне ничего не оставалось, как подойти к нему.

— Ну, что скажешь, Абрамов? С кем встречался, что узнал? — он улыбался мне, как ближайшему другу.

— Скажите, вы кто по званию? — спросил я.

— Майор, — скромно ответил он. — Пока только майор.

— А я вот не имею званий, не оформлял ни одного документа для поступления к вам на работу, не присягал никому в верности, и вот вы спрашиваете с меня, как с подчиненного. Вам не кажется, что это не совсем правильно? Я понимаю, как это называется в народе и как это называется в вашей конторе. Вот когда я буду штатным сотрудником, тогда буду выполнять задания, а пока — увольте, этой работой я заниматься не буду. Одно могу сказать точно — среди моих друзей и знакомых врагов государства нет.

От такого нахальства Герасимов на секунду потерял дар речи.

— Ты понимаешь, что говоришь? — воскликнул он. — Я в интересах государства, а не из личного любопытства просил тебя!

— А я не знаю, что вы имели в виду! Может, интересы государства, а может, и свои. Я, вы знаете, не бываю на ваших совещаниях и не знаю задач ваших сотрудников.

— Ну, ты меня достал своей демагогией! Я сегодня же отражу это все в своем рапорте.

— Дело ваше. Отражайте, если считаете, что правы. Я на вашем месте не торопился бы. Во-первых, вы обязаны были меня тщательно проинструктировать, что я должен делать. Как мне строить беседу с этими людьми, чтобы не вызвать у них подозрений. Я думаю, что ваше дело — это целая наука. Во-вторых, вы меня должны были проинформировать, что вам уже известно об этих людях, об их политических взглядах. А то — иди и разговаривай! А если набьют морду? Значит, плохо отработал? А если нет — тоже плохо, не добыл сведений.