Герасимов, только что проявлявший большую решимость доложить о моем поведении, вдруг как-то стих.

— Ну ты и демагог, Абрамов, — произнес он. — Ладно, сейчас свободен. Мы с тобой еще увидимся!

Я долго смотрел вслед удалявшемуся Герасимову и только когда тот скрылся за углом, пошел своей дорогой.

«Будет писать или нет? — думал я, шагая по весенней улице. — Я бы на его месте на время воздержался — мало ли что?»

И я оказался прав — Герасимов не стал докладывать обо мне руководству, тем самым оставив мне шанс поступить к ним на службу.

Много позже, когда я уже работал в МВД, мы часто вспоминали с ним тот вечер, улицу и наш разговор.

Я успешно защитился в тот год, и теперь мне оставалось ждать вызова в КГБ Таджикистана. Время шло, а вызов все не поступал. Я не мог сидеть на шее у матери и устроился грузчиком в ближайший продуктовый магазин.

Директор магазина, женщина средних лет, принимавшая меня на работу, не скрывала своего удивления, узнав о том, что я две недели назад закончил институт.

Я периодически, два раза в неделю, приезжал в КГБ, чтобы узнать, есть ли новости по моему распределению.

— Слушайте, Абрамов, — разозлился как-то Смолин, — если мы получим сведения в отношении вашего трудоустройства, то непременно сообщим вам. Не поймите неправильно, но вы просто надоели своими наездами.

— Виталий Павлович! Еще полгода назад вы лично меня чуть ли не каждый день обрабатывали насчет службы в КГБ. А что теперь? Пропала необходимость в защите Родины? Или исчез мой личный долг перед ней? Вы знаете, что из-за этого распределения мне сейчас приходится работать грузчиком в Офицерском магазине? Вы думаете, это так приятно, когда все спрашивают, почему я после института в магазине ящики таскаю? Дайте мне документ, что трудоустроить меня не можете, справку о свободном дипломе, и я сам устроюсь на любой завод. Все мои товарищи по институту уже давно работают, только я болтаюсь.

После этого разговора я перестал ездить в отдел кадров КГБ. Но где-то в середине сентября меня туда пригласили.

Я в сопровождении Смолина зашел в кабинет заместителя председателя КГБ. За большим массивным столом восседал солидный мужчина средних лет, его голова была абсолютно седой.

— Извините, Абрамов, — произнес он глухим голосом. — Вчера мы получили из Таджикистана официальный отказ в вашем трудоустройстве. Дело в том, что они делали заявку на прием сотрудника в январе, а сейчас уже сентябрь. Прошло более полугода, и они самостоятельно нашли себе сотрудника.

— А как же я? — обомлел я. — Что мне теперь делать? Все выпускники нашего института получили какие-то подъемные после окончания учебы, мне их никто не дал из-за этого распределения. У меня сейчас нет даже справки о свободном трудоустройстве, кто мне ее выдаст?

— Да, Абрамов, есть определенные сложности. Но я знаю, со слов Смолина, что вы все это время работали грузчиком в продовольственном магазине, то есть обходились без этих самых подъемных. Мы постараемся в течение ближайшего времени выдать вам справку о свободном трудоустройстве, однако предупреждаю сразу, что эта справка будет не от КГБ, а от какого-либо другого предприятия, а может, даже от вашего института. Думаю, что это не будет иметь особого значения при вашем трудоустройстве. Желаю вам удачи.

Мы вышли из кабинета и направились на улицу.

— Ты, главное, не обижайся, Абрамов, у Родины нашлись другие комсомольцы, которые, не в пример тебе, очень захотели ее защищать, — со всей серьезностью сказал на прощание Смолин.