Кунаев протянул руку к бутылке и налил нам еще раз. Выпил он молча, не дожидаясь меня, и также молча поставил рюмку.

— Пейте же, не обижайте меня, — грустно сказал он, — здесь сейчас нет явных врагов. Если бы вы считали меня врагом, не сели бы рядом.

Я выпил и посмотрел ему в глаза, давая понять, что готов к продолжению разговора.

— Вы знаете, меня жизнь и служба научили быть осторожным, — говорил Кунаев, — всегда контролирую свои эмоции и слова. Но вот допустил роковую ошибку…

— Я догадываюсь, о чем вы, — помог ему я, — мне известны подробности этой ошибки.

— Давно догадывался, что вы знаете. Теперь я больше боюсь за жизнь родных — дочери и внуков. Это я втянул в это дело зятя, считал, что это правильное решение. Теперь произошло то, что и должно было произойти, не больше и не меньше. Эти люди не остановятся ни перед чем, они просто вырежут нас всех. Сейчас их пока сдерживают мои погоны, но скоро их не будет. В этом только ваша заслуга, но я по-честному не в обиде. Вы сделали то, что должны были сделать.

Он замолчал, так как официант принес мой заказ и расставлял его на столе.

— Может, продолжим в другом месте? — предложил я.

— Нет, Абрамов, явки с повинной от меня не дождешься. Я не буду ничего писать, у меня есть семья и обязанности перед ней. А моя судьба мне уже давно ясна. Ты сам подумай, чем ты мне можешь помочь? Ничем! Но врагов ты себе нажил и, если не остановишься, можешь уехать отсюда в цинке. Пока я при погонах, хочу дочь с внуками отправить в Германию. А там — куда кривая выведет. Завтра еду в Алма-Ату, в МВД. Наверное, там и сниму погоны.

— Может быть, проясните ситуацию? Расскажите, кто эти люди, какую роль в этом играет Каримов?

— Догадался! Молодец! Могу сказать только одно, Каримов — их человек, поставленный надо мной здесь, в городе. Это он контролирует здесь все перевозки. Сначала хотели поставить ответственным моего зятя, Каримов сам на этом настаивал, вот я и прогнулся под ним, втянул зятя в этот бизнес. Сейчас жалею.

Мы сидели за столом и думали каждый о своем.

Я впервые оказался в ситуации, когда преступник по собственной инициативе раскаивается в своем поступке, а я не имею возможности что-либо сделать или каким-то образом помочь.

«А я все-таки просчитал эту комбинацию, — мысленно похвалил я себя. — Вычислил Каримова! Жалко только, что не смогу доказать это самому Каримову».

Я впервые посмотрел на Кунаева не как на предполагаемого преступника, а как на человека запутавшегося. Человека, который, избегая одну опасность, автоматически попадает в другую, да еще тащит за собой родных и близких.

— Ты знаешь, Абрамов, — заговорил вновь Кунаев, — я готов пустить себе пулю в лоб, если бы это спасало моих родных.

— Я чем-то могу помочь?

— Уже нет! Мне, старому дураку, раньше о последствиях надо было думать. Сейчас все, поезд ушел.

Он вновь потянулся за бутылкой.

Я окинул взглядом ресторан и увидел за дальним столиком женщину, которую видел утром.

«Срисовали. Если с Кунаевым что-то случится, то следующим, наверное, буду я».

Мы выпили еще по рюмке, я попрощался и направился к себе в номер.

Утром, выходя из гостиницы, я столкнулся с Кондратьевым.

— Как дела? — поинтересовался я. — Как местные товарищи, ввели вас в курс дел?

— Да, я вчера встречался здесь кое с кем, — загадочно начал Кондратьев, — поговорили. У меня несколько вопросов к вам, если можно.

— Задавайте! Чем могу — помогу.