Лани плюнула в сторону - чтобы ее слюна не осквернилась прикосновением к этому отвратительному похотливому существу - и ответила ругательством, из тех что бросают люди, когда боль терпеть уже невозможно. И с мстительным удовольствием увидела, как перекосилась рожа святоши, словно он сглотнул что-то непотребное.

    -  На костер ведьму!

    -  В огонь! - неслаженно откликнулась толпа. - Жги, жги!

    Староста подал преподобному факел. Тот зашлепал губами - молился - но за гулом толпы слов было не услышать. Лани скользнула взглядом по толпе. Горящие в праведном гневе глаза, перекошенные рты, сжатые в кулаки руки. «Людями остаться», да, дядька Шарап?

    Где-то далеко в лесу завыл в скорби волк. Чапа! Он не придет, волки боятся людских толп, да и огня тоже боятся. Но он с ней, сочувствует, скорбит… Маленькое серое сердце рвется от горя. Волк - хороший человек. Верный друг. А люди…

    Священник закончил молиться.

    -  Сим предаю ведьму злокозненную в руки Творца для Суда его и наказания посредством пламени огненного, ибо огонь - свят, он очистит душу ея от скверны…

    -  Жги, жги ведьму, - ревет толпа.

    Факел коснулся груды хвороста. Тот откликнулся радостным треском. Маленькие язычки пламени заплясали у ног Лани.

    Все! Уже не свистнут стрелы удалых разбойников, которых она тоже когда-то врачевала. Не примчится в последний миг сияющий рыцарь на белом коне. И премудрый маг не явится в огненном столбе, чтобы отвязать ее. Все. Это - смерть…

    Перед глазами девушки пробегала ее короткая жизнь. Вязанка трав под потолком хижины. Ее детский еще голосок: «Тетя Мафья, а оборотни взаправду бывают?» - «Бывают солнышко, и взаправду бывают». «Вот бы мне одного встретить!» - «А тебе-то он зачем» - «Интересно ведь, какие они? А вдруг совсем-совсем не злые?»

    Нож, свистнув в воздухе, вонзается прямо в центр мишени. Голос дядьки Шарапа: «Молодец, светлячок. Ловко! Теперь двумя сразу попробуй»

    Деревенская улица. Стайка ребятишек, метнувшаяся врассыпную при ее приближении. «Ведьма, колдунья - злючка и лгунья!» Детская обида, слезы на глазах. Один - не побежал. Застыл посреди улицы, в глазах - страх и любопытство. «А ты что не побежал?» - «А я тебя не боюсь. Я вообще никого не боюсь.» «А вот я тебя как заколдую!» - «Не… Ты не умеешь. Ты еще маленькая.» - «А зовут тебя как, герой?» - «Добрел.» - «А меня - Лани…»

    Ночное болото. Свистящий шепот упыря. Серебряный нож в руке. «Я не в твоей власти. Убирайся!» Тоскливый вой волка, почуявшего свою смерть. «Не бойся меня, серенький. Я не причиню зла. Давай-ка освободим лапку и перевяжем… Тише, не рычи. Будет больно, но ты потерпишь, правда? Ты же сильный и храбрый, да? Чапа, хороший…»

    Хворост уже полыхал вовсю. Неторопливо занимались сухие дрова. Почти не было дыма, этого последнего милосердия для ведьм. Странно, она чувствует жар, обжигающий жар огня, но боли нет.

    -  Гори, ведьма! Гори, мерзкая тварь! - как отвратительны эти оскаленные морды. «Оставаться людьми». И это - люди?

    «Тетя Мафья, а как приворотные чары делать?» - «А вот об этом, девочка, тебе рано знать. Да и ни к чему». «А почему?» - «Не дают они того, что в них ищут. Подобие любви дают, а самое любовь - убивают. Не нужны они тебе. Ты у меня вон какая красавица - к чему тебе приворот?» «Да-а, а вон все девчонки целуются, а меня мальчишки стороной обходят» - «Значит, нет твоего суженого среди них.