Небеса и усилия Катрионы подарили нам после этого еще одного сына – Кормака. Он был хрупким и изысканным, как дитя феи. Он промучился шесть месяцев с самого момента своего трудного появления на свет, и я страдала вместе с ним, ни на минуту его не покидая. Это горе навсегда оставило шрамы на моем сердце. Он вместе с братом покоится на склоне зеленого холма, и всякий раз, когда мимо него проезжает наша королевская процессия, я молюсь о том, чтобы им не было там холодно и одиноко, чтобы они резвились там, как эльфы или ангелы. Невинные дети сразу попадают в рай и не страдают в чистилище вместе с нами, грешниками, в ожидании Судного дня.

Несомненно, потомки скажут, что жена Макбета была бесплодна. И некоторые, возможно, даже удивятся, почему могущественный кельтский король не расстался со своей негодной женой и не нашел себе другую подругу, которая могла бы продолжить его род. Однако наверняка среди них найдутся и такие, кто разумно рассудит, что добрая жена нужна была Макбету для обоснования его притязаний на трон. И отчасти это соответствовало действительности; но, кроме этого, мы прекрасно подходили друг другу, и оба это знали.

Незадолго до отъезда Макбета в Рим мы передали часть моей земли в Файфе с правом выпаса монастырю Святого Сервана, взяв с него обязательство, что там будут вечно молиться за души наших усопших детей. А потом он уехал в Рим, намереваясь показать всему миру, что король скоттов был могущественным и щедрым, чтобы и враги наши знали об этом. Сам же он хотел, чтобы святой отец наложил на него епитимью и отпустил ему грехи.

После смерти своих сыновей Макбет все чаще находил утешение в церкви и продолжительных молитвах. Долгие часы он проводил с отцом Осгаром, ставшим его личным исповедником, и в беседах с епископами, которых теперь он имел право назначать в Шотландии. Его мучали страшные грехи – убийство двоюродных братьев Гиллекомгана и Дункана, оставивших после себя сирот, – и Макбет опасался, что именно это навлекло на него проклятие не иметь собственных детей.

– Я тоже во многом виновата, – сказала ему как то я. – Ты ведь женился на печали.

– Печаль и жизнь всегда идут рука об руку, – напомнил он мне.

Я вошла в хижину Эйтны и устроилась рядом с ней у огня – сладкий торфяной дым с мускусным привкусом поднимался вверх к вытяжке на крыше, дверь была распахнута настежь. Эйтна тут же отослала свою служанку, простую и молчаливую женщину по имени Мирна, в огород. А я передала своей подруге отрез тонкой шерстяной ткани, которую она расстелила у себя на коленях.

– У меня много таких пледов, но я возьму и этот, так как в старости стала часто мерзнуть. А где же дары из Рима? – Она часто задавала этот насмешливый вопрос. – Я хочу южного золота и святой воды, освященной этим римским Львом. В последнее время я все больше отхожу от язычества, – добавила она, – так, на всякий случай.

– Я жду Макбета через месяц, матушка Эйтна. Да и Торфин не забудет тебя, когда вернется.

– Он уже вернулся, – ответила она. – И привез мне лишь вино и кубки из зеленого стекла.

За прошедшие годы я успела подружиться с матушкой Эйтной и посещала ее как можно чаще. Поддержка, которую оказывал Торфин своему двоюродному брату, помогла укрепить дружеские связи Шотландии не только с норвежскими викингами, но и с датскими. Эйтну опекал и Морей, и Оркни, ибо она не только владела многими тайнами, но и соединяла в себе разные культуры и поколения. И тем не менее, она отказалась переехать в Морей, когда Макбет предложил ей прекрасный каменный дом с садом и прислугой.