В нем ожило воспоминание, как ребенком его несут под сводами длинной колоннады…
Элори оглянулась и протянула ему руку. Кервин с благодарностью сжал ее ладонь. Ему казалось, он входит в царство сна.
Кирри вывел их в зал, стены которого были задрапированы полупрозрачными, вытканными вихрящимся узором гобеленами и бесшумно удалился. Почти тут же занавеси напротив разошлись, и в зале появился Дантан Хастур.
Увидев Элори, он поклонился, но, заметив Кервина, замер и неодобрительно нахмурился; впрочем, уже через мгновение лицо его обрело прежнюю бесстрастность. Он явно предпочитал приберечь суждение ввиду недостатка фактов. Приблизившись, он взял Элори за руку.
– И о чем же, дитя, ты хотела говорить со мной?
– Вы очень добры, что согласились принять нас, – произнесла Элори и замялась. – Или… или вы не знаете?
Хастур все так же бесстрастно покосился на Кервина; голос его оставался учтивым и очень серьезным.
– Двадцать лет назад, – сказал он, – я отказался выслушать, когда меня молили всего лишь о понимании. Разумеется, я был глуп и ослеплен предрассудками – но в глубине души, Элори, я никогда не чувствовал себя свободным от вины за смерть Клейндори. Нет, конечно, я не имел ничего общего с теми злобными фанатиками, что убили ее – но я и пальцем не шевельнул в ее защиту. Я говорил себе, что она добровольно лишилась всяких прав на нашу защиту. Я не собираюсь повторять той же ошибки. С чем ты пришла, Элори?
– Минутку, – вмешался Кервин прежде, чем Элори собралась ответить. – Давайте‑ка проясним один момент. – Он воинственно выпятил челюсть. – Мы вовсе не собираемся молить о защите или о вашей милости. Комъины вышвырнули меня прочь, а когда Элори вступилась за меня, ополчились и на нее тоже. Мне и в голову не пришло б обращаться сюда; и мы не собираемся ни о чем просить!
Хастур моргнул раз‑другой; а потом на бесстрастно‑суровом лице его – ошибки быть не могло – расплылась улыбка.
– Упрек принят, – произнес он. – Хорошо, рассказывайте по‑своему.
– Вот что самое главное, – не сводя с Хастура умоляющего взгляда, начала Элори. – Никакой он не Кервин. Да, он сын Клейндори. Но отец его был Арнад Райднау.
Хастур ошеломленно замер; потом острым, проникающим, казалось, до самой глубины души взором заглянул в глаза Кервину.
– Да, – еле слышно пробормотал он. – Да, я мог бы и сам догадаться. – Он отвесил Элори низкий поклон. – В Арилинне погорячились, дитя мое, – произнес он. – Хранительница вправе оставить свой высокий пост, если найдет себе возлюбленного или мужа среди комъинов. Да будут все дети ваши одарены лараном …
– К черту всю эту чушь! – неожиданно взорвался Кервин. – Проклятье, я же ни капельки не изменился за эти четыре дня, а тогда они считали, что я и плевка Элори недостоин! Значит, если она выходит замуж за землянина, то она сука, а если за одного из этих ваших благородных комъинов – то ни с того, ни с сего она…
– Джефф! Джефф, пожалуйста… – умоляюще выпалила Элори, вцепившись ему в руку, и он уловил одну из вороха ее испуганных мыслей: «Никто еще не осмеливался так разговаривать с Хастуром…»
– Я осмеливаюсь, – отрезал он. – Элори, говори ему то, что хотела сказать, и кончено! Не забывай – ты выбрала меня, думая, будто я землянин. А я не стыжусь ни своего имени, ни человека, который мне его дал!
Он осекся, смущенный спокойным, немигающим взглядом голубых глаз Хастура. Тот негромко хохотнул.
– Узнаю голос гордости Райднау. |