– В старые времена за такое, – мрачно произнес он, – тебя, Элори, ждала бы смерть, а его – смерть под пытками!

В шоке и замешательстве Кервин осознал, какую ошибку они делают. Он порывисто шагнул вперед защитить Элори.

«Я ее и пальцем не тронул, клянусь, она была для меня как святая» .

– Бесполезно, Кеннард, – с вызовом откинула голову Элори. – Я… я больше не могу быть Хранительницей. – Она развернулась и обвила руками Джеффа, беспомощно приникнув к нему и с отчаянной силой вцепившись ему в плечи.

Кервин увидел, как потрясение на лицах окружающих уступило место отвращению. Элори била дрожь от стыда и ужаса. Не в силах стряхнуть оцепенения, Джефф заторможенно осознал, что скажи он сейчас хоть слово в защиту Элори – и это будет равносильно подаче на развод.

Картинно, в знак признания он заключил Элори в объятия и склонил голову.

– Они умрут за это!

– Что толку? – сплюнул Раннирл. – Они подвели под монастырь всю нашу работу. Что бы мы ни сделали – ничего уже не изменить. С тем же успехом можно пожелать им счастья! – Он развернулся и вышел.

За ним последовали Остер и Корус; Кеннард замешкался в дверях; таким несчастным Кервину еще не приходилось его видеть; казалось, старший комъин хочет что‑то сказать – но в конце концов он тряхнул головой и последовал за остальными. Ошеломленный такой чудовищной ложью, Кервин воспринимал все как в тумане; дверь за вышедшими захлопнулась. Это прозвучало грохотом задвинувшейся крышки гроба.

Элори затрясло в рыданиях. Безутешно, как ребенок, плакала она, что есть силы приникнув к Кервину. Тот оцепенело сжимал ее в объятиях, все еще ничего не понимая.

– Элори, Элори, – умоляюще произнес он, – ну зачем ты это сделала? Зачем? Зачем? Зачем ты им солгала?

Не то плача, не то истерически смеясь, Элори выгнулась дугой, чтобы заглянуть Кервину в лицо.

– Но это не ложь, – разобрал сквозь всхлипы Кервин. – Я и не могла бы солгать. Да, конечно, я понимаю, ты до меня и пальцем не дотронулся бы – из‑за того, что я Хранительница, из‑за всех этих законов и табу; но они поняли, что я говорю правду! Потому что я так тебя полюбила… – Казалось, вот‑вот слов станет совсем не слышно за всхлипами. – …ты мне стал так нужен… я поняла, что не смогу больше этого вынести – быть Хранительницей.

– О, Элори!

– И теперь… теперь ты потерял все, и даже больше не свободен, – выпалила она. – У меня… у меня не остается ничего и никого, если я тебе не нужна.

Кервин подхватил ее на руки, как ребенка, и крепко прижал к груди. «Как она мне доверяет! – пронеслось у него в голове. – Чем ради меня пожертвовала!» Он осторожно уложил девушку на разворошенную кровать и опустился рядом на колени.

– Элори, – произнес Джефф, и слова его зазвучали, как молитва или торжественная клятва, – теперь, когда у меня есть ты, какая мне разница, что там я потерял! Единственное, о чем я жалел, уходя из Башни – это о тебе.

Это была неправда, и он сам прекрасно это понимал; но в данный момент это не имело ни малейшего значения. Он склонился над Элори и заключил в крепкие объятия ее хрупкую фигурку.

13

В меркнущем свете дня Тендара казалась сплошным нагромождением черных башен и теней; единственным ярким штрихом на фоне темного неба было окаймленное ослепительными огнями здание Имперской Миссии, и бросивший взгляд в иллюминатор Джефф обратил на него внимание Элори.

– Может, сейчас, дорогая, все это кажется тебе не больно‑то красивым.