– Почему вам не отправить за ним? – Она отважилась дать мужу совет только потому, что так прекрасно справилась со всем по дому и чувствовала себя увереннее, чем раньше. Тем более, Кейн так устал – зачем ему лишний раз подниматься и опускаться по крутой лестнице?

– Ты позволишь? Но здесь твоя половина, Леа. Моя мачеха никогда не позволяла заходить к ней воинам, даже Джайлсу.

В то же мгновение Леа вспомнила о рассказах других женщин: даже их мужья спрашивали разрешения войти к ним. В родительском доме такого порядка не было, Пемброк таких прав за женой не признавал. Кейн ничего не знал об этом и, наоборот, готов был предоставить ей все то, что имела любая другая женщина в ее положении.

– Сегодня – с радостью. Вы достаточно настоялись и находились сегодня, – ласково сказала она. – Я вижу, нога беспокоит вас. Не нужно никуда ходить, я отправлю за Джайлсом пажа.

Впервые со дня знакомства Леа упомянула вслух о его хромоте. Она хотела взглянуть на его ногу, но не из за болезненного любопытства или суеверия. Только ей было необходимо, чтобы он сам разрешил это. Хромота – его самый страшный секрет, и до той поры, пока он скрывает его, у нее нет над ним власти. У Леа не было ни малейшего желания заполучить власть над Реднором, она просто хотела разделить с ним его страх. Но что, если он не напрасно скрывает от нее свою ногу? Вдруг он сейчас снимет сапог, а там не нога, а копыто?

Глаза Леа скользили по лицу мужа. Он ничего не ответил на ее предложение, но покой в его душе был нарушен. Он отвернулся от свечей, прикрыл уставшие глаза и попытался справиться с той слабостью, которая вдруг охватила его. Леа не сводила с него глаз. Он не выдержал и встал.

– Что случилось? Чего вы боитесь? – побледнела Леа.

– Ничего. А что, нужно чего то бояться? С кем ты разговаривала? – Реднор притянул жену к себе. – Сначала ты вспомнила о моей ноге, потом испугалась.

– Нет! Я не потому испугалась! – воскликнула она.

В спальне повисла напряженная тишина. «А ведь он прав, – сказала про себя Леа, – и я перед ним как на ладони. Он читает мои мысли. Я должна говорить только правду».

– Это ваш страх, милорд, а не мой. Боитесь вы – боюсь и я. Мои глаза и сердце – лишь ваше отражение.

Может, так оно и было. Кейн давно заметил – она понимала его без слов.

– Бояться ничего не нужно. – Он вернулся в кресло. – Помоги ка лучше мне снять кольчугу и отправь за Джайлсом.

И Леа принялась помогать мужу. Когда пришел Джайлс, на Редноре осталась лишь домотканая рубаха. Он закутался в плед, оставив больную ногу открытой. Леа в восторге оттого, что ей удалось уговорить мужа, летала как на крыльях. Она принесла еще один подсвечник и села за вышивание. Кейн делал вид, что ему нет никакого дела до своей больной ноги.

– Бери стул и садись, Джайлс. Терпеть не могу вытягивать шею, чтобы посмотреть на тебя.

Джайлс покосился на Леа. Ему как то с трудом верилось, что женщины могут спокойно слушать грубые мужские разговоры. Он вспомнил при этом покойную герцогиню Гонт. Однако Леа даже не оторвала взгляда от золотого ириса, который прилаживала к вороту темно зеленой саржевой накидки.

– Ну, что скажешь? – Старый воин задал вопрос в своей обычной грубоватой манере.

– Весьма неплохо. Меня приняли как блудного сына. Мне даже не пришлось просить о прощении – оно мне было дано с полным набором сожалений о прошлом взаимном недопонимании.

– Что то во всем этом смердит до самых небес.

– Да, но я даже не смог определить, это заговор или просто попытка убрать меня. Я лишь готов поклясться, что Стефан здесь ни при чем. По моему, либо Пемброк действовал самостоятельно, либо его поддерживает королева. – Кейн совершенно забыл о жене, которая сидела за вышиванием у окна.