Он вдруг вспомнил, как Леа помогала ему раздеваться, и голова его сладко закружилась…
Между тем они вошли в комнату, и Леа от слов перешла к делу – она развязала пояс Кейна и сняла с него верхнее платье.
– Признаюсь тебе, – заметил он, – ничего хорошего в такой огромной фигуре нет. На поле брани моя голова выше всех. – Его голос зазвучал мечтательно и слегка напряженно: Леа стала снимать с него рубашку. – Да, конечно, мне следует благодарить Господа – это все его милость. Однажды он поймет, какую ошибку совершил, и я…
– Нет! – неожиданно прервала его девушка.
– Что такое, Леа?
– Я смеялась над тем, что вы такой большой, но это просто шутка! Я и не думала, что в этом кроется какая то опасность для вас! Мне не нужно было шутить так! – Еще мгновение – и слезы опять навернулись ей на глаза.
– Конечно, не нужно. Это не предмет для веселья. – Он заметил слезы и попробовал успокоить девушку: – Леа! Да я же пошутил! Перестань плакать. Мне ничего не угрожает. Честное слово, верхом мы все одного роста.
Однако Леа не могла успокоиться. Она внезапно поняла, что все, что она читала в книжках, все романтические истории – лишь слова, в жизни так не бывает. В книжках герой всегда победитель, совершенно не уязвимый для врагов. Но страшные следы на теле Реднора говорили совсем об ином.
Ее вырастили в покорности воле отца. Она знала, что должна постараться полюбить того человека, которого отец выберет ей, не важно, страшен он, жесток или стар. Но с лордом Реднором все получилось иначе, ей не пришлось заставлять себя влюбиться в него. Он не был дряхл, шрамы не сделали его уродом, и он уж точно не был с нею жесток. Только бы ничего не помешало их свадьбе – вот что волновало Леа. Она схватила Кейна за руки и прижалась к его груди, словно пытаясь удержать рядом с собой.
– Леа, ну я ведь уже очень давно воюю. Ну, хорошо, если не ради меня, то ради Всевышнего – перестань плакать. Я не могу этого видеть! – Кейн не на шутку растрогался. Ни одна из его прежних женщин не плакала в тревоге за него. – О Господи! – он почти кричал. – Да ты сделаешь меня несчастным! – Слезы Леа задели Кейна едва ли не сильнее, чем все ее разговоры.
– Милорд, я не плачу, – с усилием проговорила она, тотчас подняв голову. На ее ресницах еще трепетали слезинки, но она заставила себя говорить спокойно. – Мужчины должны сражаться, а женщины – ждать. Так хочет Бог. Но, если я сделаю вас несчастнее себя, смею ли я страдать? – это было сказано с истинной страстью, хотя и прозвучало несколько книжно и напыщенно. Она вцепилась Кейну в руку так, что ногтями чуть не поранила ему кожу.
– Если ты не отпустишь мою руку, то ран у меня прибавится, – ласково укорил ее Реднор и с деланной легкостью добавил: – А если мы останемся в этой холодной комнате, я точно замерзну и умру.
Леа улыбнулась, заставила Реднора опять сесть и сходила за мазью. Та ужасная воспаленная рана на плече выглядела намного лучше; Леа даже взвизгнула от восторга.
– Как бы мне хотелось, чтобы вы не уезжали так скоро, – искренне призналась она.
– Я изо всех сил постараюсь вернуться поскорее. А ты будешь так же нежна со мной, когда я вернусь? И станешь так же ухаживать за моими ранами?
– Вы говорили, – Леа так надавила на рану, что Кейн невольно поморщился, – что больше никаких сражений не будет.
«Война будет всегда, так или иначе», – мелькнуло в голове у Кейна.
– Но человек в любой момент может просто упасть с лошади или грохнуться с лестницы, выпив лишнего, – игриво заметил он вслух.
– Милорд, я более чем уверена, что у вас нет привычки падать с лошади, – со смехом ответила Леа и вдруг поджала губы, словно сдерживалась, чтобы не расплакаться. |