Продавец достал тяжелый рулон роскошного бархата. Он затаил дыхание. Если удастся продать этот отрез, то остальной товар можно перепоручить ученику, а самому возвратиться в Италию за новой партией. Еще никогда торговля в Эрдсли не приносила ему таких денег. Похоже, свадьба ожидается грандиозная. Он развернул рулон на прилавке. Ткань играла красками и вспыхивала в лучах солнца точь в точь как тот рубин, что подарил Кейн Леа. Девушка прижала бархат к щеке.

– Леа! – резко окликнула ее Эдвина. – Ты хоть представляешь, во сколько обойдется эта ткань на костюм для такого великана, как лорд Реднор?

– Нет, – с дрожью в голосе ответила Леа. – Я понятия об этом не имею. Думаю, очень дорого. – Она отвернулась, делая вид, что рассматривает прочий товар, выложенный на прилавке. Радость от всех предыдущих покупок вдруг потускнела. Продавец тотчас же заметил перемену в настроении девушки.

– Леди, – решился, наконец, заговорить он, – такой ткани у меня остался один рулон, и я назначу вам особую цену – ровно столько, сколько понадобится, чтобы покрыть расходы на дорогу в Лондон. Взгляните ка еще разок. Посмотрите, какая чудесная выделка. Материал не выгорит даже на ярком летнем солнце. А зимой в таком костюме будет очень тепло, и при этом ткань легкая, как перышко.

Цена, которую я прошу, чисто символическая, мадам, ее можно вообще в расчет не принимать. Зато носить такой костюм вы будете долгие годы.

– Сколько вы хотите? – робко спросила Леа.

– Почти ничего… за такую то материю!

В душе девушки шевельнулась надежда.

– Сколько?

– Десять марок.

Слезы навернулись на глаза Леа. Такой кучи денег Леа в жизни не держала в руках, не говоря уже о том, чтобы потратить их против воли матери.

– Нет, нет, это слишком дорого, – разочарованно протянула она.

– Хорошо, за сколько вы готовы это купить?

Леа взглянула на мать. Она знала: у Эдвины осталось еще много серебряных и золотых монет в сумках, притороченных к седлу. Именно оттуда мать доставала монеты, расплачиваясь с продавцом соли. Сколько там их еще, Леа не имела представления. Она вообще не очень хорошо понимала, что такое деньги, а Эдвина и не думала хоть как то помочь дочери. Леа снова отвернулась к прилавку и принялась рассматривать лежавшие там рулоны материи. Она прикоснулась к винно красной сарже , и внезапно на ее лице появилось то отрешенно упрямое выражение, которое Эдвина уже заметила раньше.

– Сколько стоила парча?

– Двенадцать марок, мадам, – с готовностью ответил продавец.

– Очень хорошо, – обронила Леа, с трудом скрыв разочарование. – Если так, то я покупаю этот красный бархат и вот этот зеленый шелк.

– Леа! – ахнула Эдвина. Дочь продолжала ее удивлять. И откуда в ней вдруг столько самостоятельности и упрямства?

– Или я покупаю это, – упрямо поджала губы девушка, – или не возьму вообще ничего, – она выжидающе посмотрела на мать.

– Десять – слишком дорого за этот бархат, – медленно проговорила Эдвина.

«Боже, да что это творится с дочерью? – подумала она в смятении. – Что за дьявол вселился в нее? Неужели все это из за Реднора? Околдовал дочку. Правду о нем говорят – есть в нем что то сатанинское. Ведь любая женщина полжизни отдала бы за эту тряпку!»

– Я плачу вам половину, – обратилась леди Эдвина к продавцу.

– О нет, мадам, умоляю вас! Вы разорите меня! У меня жена, дети… – Лицо торговца исказила гримаса боли.

– Моя дочь говорит, она вообще ничего не возьмет, если не сможет купить этот бархат.