Она неожиданно задрожала, но ее взгляд оставался неподвижным, а глаза — пустыми, как лесные озера ночью. Он продолжал держать ее, ожидая от нее чего–то еще. «Продолжай говорить,— сказал он себе. — Так можно добраться до нее».

Вместо этого он начал петь, призывая магию песни желаний, почти не осознавая, что делает, напевая теперь слова, которые он только что высказал. Это был импульсивный поступок, инстинктивный ответ на его потребность связаться с ней. Он был так близко к этому, на грани прорыва. Бек чувствовал, как раковина, в которую была заключена его сестра, начала трескаться. Грайан была там, внутри, отчаянно нуждаясь в нем.

Поэтому он обратился к тому языку, который оба они понимали лучше всего, языку, свойственному только им. Музыка струилась из него, вдохновленная его магией, нежная, тихая и полная желания. Он отдал себя так, как того требовала музыка, погрузившись в ее ритм, в ее течение, в ее превосходство над всем, что было здесь и сейчас. Он ушел оттуда, где находился, и взял Грайан с собой, назад во времени, к той жизни, которую едва помнил, а она забыла; назад, в тот мир, который оба они утратили. Он пел о мире, который хотел бы видеть, говоря ей, что простил ее за то, что она покинула тот мир, за то, что оставила его, за то, что потеряла себя в лабиринте предательств и лжи, ненависти и преступлений, которым, казалось, не было искупления. Он пел об этом, и это был путь к исцелению. Грайан могла найти в словах и музыке тот бальзам, который помог бы ей принять всю суровость правды о ее жизни и понять, каким чудовищем она была и, тем не менее, что все было хорошо, ведь прощение дается каждому.

У него не было никакого представления о том, как долго он пел; Бек делал это, не думая о том, чего он пытается добиться. Он пел потому, что музыка давала ему избавление от его собственных запутанных, трудных для понимания чувств. И тем не менее воздействие было ощутимым. Бек сознавал, что легкий трепет Грайан переходит в дрожь, что голова меняет положение, а взгляд становится сосредоточенным, что в ее горле возникает звук, похожий на стон. Он ощущал, как стены, созданные ею, рушатся и ее мир изменяется.

Грайан сжала его в крепких объятиях, просто невероятных для столь хрупкой девушки. Она так сильно обхватила его, что он едва мог дышать, и тихо плакала в его плечо, приговаривая:

— Все в порядке, Бек, я здесь, для тебя, я здесь.

Тогда он перестал петь и тоже обнял ее. В воцарившейся тишине он закрыл глаза и вымолвил одно слово.

Останься.

ГЛАВА 29

Она пряталась в самом темном месте, которое смогла найти, но в окружавшей ее черноте жили существа, которые преследовали ее. Она не знала, что это было, но понимала, что не должна смотреть на них слишком пристально. Они были опасны, и если они поймают даже ее мимолетный взгляд, они набросятся на нее как волки. Поэтому она стояла совершенно спокойно и не глядела на них, надеясь, что они уйдут.

Но они отказывались уходить, и она обнаружила, что попала в ловушку, выбраться из которой невозможно. Ей было шесть лет, и эти существа в темноте были монстрами в черных плащах. Они долго преследовали ее, с такой настойчивостью, что она понимала: они никогда не остановятся. Она думала, что если ей удастся пробраться мимо них и найти дорогу домой, к своим родителям и брату, то снова окажется в безопасности. Но они не позволили ей уйти.

Она ясно вспомнила свой дом, его комнаты и залы. Он был не очень велик, но дарил ощущение тепла и безопасности.