Грайан не спрашивала их, простили ли они ее. Она не приносила извинений за то, что она причинила им и тем, кого они потеряли. Вся мягкость и ранимость, которые чувствовались в ней, когда она очнулась от своего сна, исчезли. Она вернулась к личине ведьмы Ильзе, холодной и отстраненной, лишенной эмоций, держащей свои мысли при себе, а людей, которых она встречала, — под контролем.
Это беспокоило Бека, но он понимал ее. Она защищалась единственным известным ей способом: блокируя эмоции, которые в противном случае уничтожили бы ее. Это не означало, что она ничего не чувствовала или больше не считала себя обязанной отвечать за то зло, которое совершила. Но если бы она слишком много размышляла об этом, если бы она дала своему прошлому слишком большую власть над своим настоящим, она не смогла бы действовать. Она выживала в течение многих лет благодаря силе воли и жесткому контролю. Она скрывала свои чувства. Прошлой ночью она обнаружила, что не может расстаться с этой защитой слишком быстро. Грайан была его сестрой, но в то же время не могла не быть и ведьмой Ильзе.
Она шла по тонкой линии между здравомыслием и безумием, между светом реального мира и тем убежищем, из которого ей только что удалось вырваться.
— Мы должны решить, что будем делать, если он явится в развалины и найдет нас, — спокойно сказал Бек.
— Он всего лишь один человек, — сказала Руэ. — Никто из остальных не обладает его магией, чтобы защищаться. Ретов можно убить. Я убивала их сама.
Это прозвучало с такой яростью, что Бек, вопреки желанию, обернулся, чтобы взглянуть на нее. Но когда он увидел выражение ее лица, он не смог заставить себя произнести что–либо.
Грайан не испытывала таких трудностей.
— То, что ты говоришь, — верно, но Моргавр более могуществен, чем любой из вас и все вы вместе взятые. Он не человек, он даже не смертный. Это существо, которое поддерживало в себе жизнь в течение тысячи лет с помощью темной магии. Ему известна сотня способов убивать, лишь подумав об этом.
— Полагаю, он обучил тебя всем этим способам, — сказала Руэ, не глядя на нее.
Эти слова не оказали на Грайан никакого заметного воздействия, хотя Бека передернуло.
— Что мы можем сделать, чтобы остановить его? — спросил он, стремясь предотвратить возникающее противостояние.
— Ничего, — ответила его сестра. Она повернулась лицом к ним обоим. — Это не ваше сражение. Оно никогда не было вашим. Руэ была права, спрашивая меня, что я собираюсь делать с Моргавром. Это моя обязанность. С ним должна встретиться я.
— Ты не сможешь этого сделать, — сразу же вставил Бек. — Не в одиночку.
— В одиночку лучше. Все, что отвлекает внимание, ставит под угрозу мои шансы на победу. Любой, о ком я тревожусь, — это отвлечение внимания, которым он воспользуется, как своим преимуществом. В одиночку я смогу сделать то, что необходимо. Моргавр могуществен, но я равна ему. Я всегда была такой.
Бек сердито замотал головой:
— Когда–то — может быть. Но тогда ты была ведьмой Ильзе.
— Я все еще ведьма Ильзе, Бек. — Печальная улыбка, обращенная ему, проскользнула по ее лицу. — Ты просто не видишь этого.
— В этом она права, — вмешалась Руэ, прежде чем он успел привести следующий аргумент. — У нее есть магия, отполированная на шлифовальном круге колдуна. Она знает, как применить ее против него.
— Но у меня есть такая же магия! — выпалил Бек, перейдя на сердитое шипение в стремлении понизить свой голос. — А как насчет Арена Элессдила? Он обладает магией эльфийских камней. Не следует ли нам использовать наши магические возможности вместе? Не будет ли это более эффективно, чем твое противостояние Моргавру в одиночку? Почему ты так упряма в этом?
— Тебе не хватает опыта в применении песни желаний, Бек. |