С Колизеем его роднило лишь то, что оба они были созданы трудом тысяч рабов. Построены для того, чтобы служить на потеху публике. Правда, у Колизея была более завидная участь, так как там десятки служили забавой для многих. Отдавая свои жизни, и развлекая многотысячную толпу. Здесь же, около сотни человек собирались время от времени, чтобы развлечь одного. Бывало, что в помещение не входили по несколько лет. И тогда посещавшие его люди считали, что "всё нормально". А иногда, как сейчас, под сводами, раздавались возмущённые голоса, отражаясь от стен, увешанных головами охотничьих трофеев и принося своим обладателям некое подобие утешения. Ибо чем, как не утешением, может служить то, что каждый и них лелеял в глубине души. "Я - особенный. Я - значим. Я - вершитель судеб".
Собравшиеся были для Гроссмейстера вечной головной болью. И постоянным развлечением. Но, так было даже удобнее. И, вместо того, чтобы соваться в пекло, он просто воздействовал, отправляя сообщение самому себе "по волне". Не то, чтобы он не любил входить в Дромос, но - старался без нужды не злоупотреблять. Ведь, слившись в единое целое с НИМ, он невольно начинал смотреть на всё свысока. Как если бы человек смотрел на муравейник. И попробуй тут повлияй, стараясь при этом не уподобиться слону в посудной лавке. К тому же каждый "переход" выворачивал душу наизнанку, заставляя нервы звенеть, подобно натянутым струнам. И, что было ещё горше, приходилось возвращаться. Чтобы вновь ощутить себя букашкой. Тлёй. Помня при этом то, что только что был равным Богу. БЫЛ БОГОМ.
Так что, пусть. Большого вреда от этих "Парламентских заседаний" нет, да и, они с ним одной крови. А с соплеменниками, как известно, воюют только полные идиоты. Нормальные же люди - сотрудничают.
"Аббат" стоял в одной из галерей. В обыкновенном, "естественном" коридоре, вырубленном в толще скал, и слушал. Не было необходимости прятать улыбку, и он улыбался, иногда переходя на откровенный смех. Пусть. Детям нужны игрушки. И не его вина, что волею судеб игрушкой этих стал целый мир. В конце концов, кто-то всегда остаётся жив. А ведь это главное.
Говорил высокий широкоплечий человек, с серебряной щёточкой усов и таким же ёжиком. Что ж, послушаем.
- Я бы хотел обратить внимание присутствующих на некоторую напряжённость, возникшую в подконтрольном регионе. Если раньше, в период правления известной вам личности она практически не проявлялась внешне, то теперь этот локальный конфликт грозит перерасти в полномасштабную войну.
- Позвольте возразить. - Встал с места маленький черноволосый мужчина. - Но ведь четырнадцать лет назад, во время оккупации Кувейта, мы вмешались, предотвратив свержение известной вам личности. Осмелюсь напомнить, по вашей инициативе. И, как прикажете это понимать?
- Но, в данном случае, речь идёт об усилении астральных возмущений. И цена, которую нам приходится заплатить может быть слишком высока. Я боюсь, что начались нарушения реальности, которые мы не способны предвидеть и распознать.
Присутствующие загалдели. Несколько раз прозвучало Имя Гроссмейстера, но человек, стоявший в одном из проходов не счёл нужным показать себя публике.
Пошумят и разойдутся. Даже такая малость, как организовать отправку сообщения "по волне" не по силам никому из собравшихся. Так что, в его власти повлиять на любое их решение, даже не наложив право Вето, а просто проигнорировав его.
Гроссмейстер тихонько отступил в тень и направился во тьму лабиринта, располагавшегося под горным хребтом, известным в этом мире как Пиренеи. В последнее время его тревожило другое, и это другое, ещё не до конца осознанное, было поистине страшным. Настолько, что заставляло его человеческую сущность просыпаться по ночам от ночных кошмаров. |