– Не может быть… – вдруг молвила Анна и, отшвырнув клинок, ринулась к окну. Я поймал ее за край рубашки и заставил опуститься на пол у своих коленей. Здесь она была в безопасности.

    – Как он назвался?

    Но ласточка меня будто не слышала. Снова пробормотав: «Не может быть! Быть такого не может!» – она застрекотала на испанском с такой скоростью, что у меня зазвенело в ушах. Глуховатый мужской голос раздался снова. Упырь говорил не так быстро, как Анна, но все равно я не понимал ни слова. Однако заметил, что голос уверенный, резкий и властный, как если бы мой собеседник не на стене висел, а расположился в кресле с мягкой подушкой, в личном своем дворце, и неторопливо делал выволочку призванным на ковер подчиненным. Или, положим, то была не выволочка, а приговор: этому отрезать уши, того четвертовать, а тех – под топор и обезглавить без затей.

    Говорил он довольно долго, а ласточка слушала с остановившимся взором, и вид у нее был такой, точно глядела она не в окно, а в глубь столетий, где открывались чудные картины. Или величественные, или жестокие и страшные, но в любом случае вызывающие почтительное удивление. Что до меня, то я прикидывал, не высунуться ли в окно и не снести ли вурдалаку черепушку. Однако решил подождать: я тоже не лишен любопытства.

    Наконец Анна произнесла пару фраз и подняла ко мне свое личико.

    – Я сказала ему, чтобы ждал, что я должна перевести его слова.

    Лицо ее было бледным, но не от страха, от возбуждения. Я видел, что она потрясена.

    – Кто он такой, ласточка? Испанский король и римский император? [16]

    – Нет, дорогой. Он гораздо более известная персона – Франсиско Писарро, завоеватель Перу!

    Челюсть у меня отвисла. Прежде мне приходилось иметь дело с упырями, чей возраст исчислялся лет в четыреста или пятьсот – собственно, такими были и Цезарь Борджа, и графиня Батори, и Малюта Скуратов, он же Пашка-Живодер. Все они являлись душегубами и злодеями, но также – чего не отнять, того не отнять! – историческими личностями. Однако меньшего калибра, чем Франсиско Писарро! С его известностью и славой не мог сравниться даже граф Дракула. Нет, не мог! Что он, собственно, свершил, этот валашский господарь? Ну, дрался с османами, иногда удачно, иногда не очень… ну, сажал подданных на кол, резал их, топил и вешал… ну, прославился своими зверствами и стал вампиром… [17] Масштаб деяний Писарро был куда крупнее! Сокрушитель империи инков, завоевавший огромную страну с горстью солдат, разграбивший ее несметные богатства, ставший ее правителем! По сути дела, вот и все, что я знал о Франсиско Писарро, кроме имени. Новость, что он превратился в упыря и пролежал в гробу больше четырех столетий, меня поразила. Хотя, с другой стороны, грехов у него на совести было изрядно, и таким дорога в рай заказана. Такие, по теории Льва Байкалова, как раз и становятся первичными вампирами.

    Но эти мысли пришли ко мне позже, а сейчас я с самым дурацким видом брякнул:

    – Это какой же Писарро? Тот, кто инков покорил?

    – Тот, тот, можешь не сомневаться! – заверила меня Анна.

    – Но как он очутился здесь, на Кубе? Я думал, что его похоронили где-нибудь в Перу с большим почетом… салют из аркебуз, гроб под испанским флагом, заупокойные мессы и все такое… и лежит он себе полеживает, а к его саргофагу водят туристов…

    – Все было не так, – авторитетно заявила Анна.