Пока я размышлял над этим, Анна обменялась с кабальеро парой фраз. Внезапно он что-то прорычал, и голос его был полон гнева. А еще, как мне показалось, негодования и обиды.

    – Что ты ему сказала, ласточка?

    – Что мир изменился. А он ответил, что сильный и решительный человек в любом мире станет повелителем. И тогда… – Анна смолкла.

    – Тогда?.. – поторопил я.

    – Тогда я напомнила ему, что он уже не человек. Кажется, он рассердился… Говорит, хоть Бог его покарал, он все равно остался человеком. – Сделав паузу, Анна произнесла: – Знаешь, Петр, мне его жаль. В свое время он был велик и грозен, а в наше – как дитя малое…

    – От клыков этого дитяти уже погибла масса народа, – возразил я. – Так что хватит болтовни. Узнай, что ему нужно, и завершим переговоры.

    Снова зазвучал властный глуховатый голос.

    – Он вызывает тебя на поединок, – пояснила Анна. – Он видел, как ты убиваешь его людей, и понял, что ты – великий воин. Он скрестил с тобой оружие, но спор ваш не окончен. Ты ему мешаешь, поэтому он предлагает биться снова. Через день, на рассвете, у входа в ущелье Сигуэнца. Меч к мечу, кинжал к кинжалу, как полагается рыцарям. Так он сказал. И еще добавил, что тебе нечего бояться: если он проклят Богом, ты непременно победишь.

    – Обойдемся без божественной поддержки, – сказал я. – Передай, что я согласен. Через день, на рассвете, у ущелья Сигуэнца… Пусть наточит свой клинок.

    Анна перевела, вампир отозвался кратким восклицанием, за окном что-то прошуршало, и наш собеседник исчез. В молчании мы глядели друг на друга. Я все еще сжимал ружье, Анна сидела у моих ног и с задумчивым видом накручивала на палец прядку волос. Наконец она сказала:

    – Поразительно, милый! Я так взволнована… Боюсь, сегодня мне не уснуть.

    Но она уснула, едва забравшись в постель. А вот я бодрствовал всю ночь, слушал пение цикад и пялился на небеса. Нет у меня доверия к упырям. Хитрые твари! Могут наплести с три короба и удрать, а только расслабишься, только прикроешь глаза, они тут как тут… Вернулись, и клыки наготове!

    Но этот вампир не вернулся.

    * * *

    Когда утром мы спустились в холл гостиницы, трое наших компанейрос уже были там. Анна тут же затараторила на испанском, повествуя о нашем ночном приключении. Испанский – особый язык, особый в том смысле, что речь должна сопровождаться жестами. И потому ласточка размахивала руками, топала ножкой, трясла головой, а в самых интересных местах закатывала глазки. Слушатели реагировали с подобающей экспрессией. Старый археолог то бледнел, то краснел, приплясывал на месте, дымил сигарой и посыпал рубаху пеплом. Полковник вцепился в усы обеими руками, дергал их то вместе, то поочередно, щелкал застежкой кобуры и временами хватался за пистолет. Что до капитана, то он большей частью пучил глаза. Кажется, я говорил, что капитан Мигель Арруба – мулат?.. Глаза у него тоже были мулатские, прекрасные, темные, большие, как сливы, и очень выразительные. Не глаза, а погибель слабому полу! А вот мне с глазами не повезло. Разные у меня глаза, один черный, другой зеленый… Что поделать, каждому свое! Арруба – мулат, а я – мутант…

    Анна добралась до конца истории, все заговорили разом, замахали руками, да так, что казалось, будто рук у них целая дюжина и в каждой по сигаре. Наконец полковник соизволил обратить внимание на меня.