Четыре средних взвода остались сзади,
четыре пошли вперед, вправо и влево. Мы подтянули ранцы и взялись за ружья,
как кому вздумалось.
- Ну, кубарем! - крикнул ты тогда, Кац.
В ту же минуту высоко над нами пролетела граната и с сильным треском
разорвалась где-то позади.
Странная мысль промелькнула тогда у меня. Эти сражения - не просто ли
трескучая комедия, которую войска устраивают на потеху народам, без всякого
вреда для себя! Зрелище, развернувшееся у меня перед глазами, было
великолепное, но отнюдь не страшное.
Мы спустились на равнину. Из нашей батареи прискакал гусар с
донесением, что одна пушка повреждена. Одновременно слева от нас упала
граната; она зарылась в землю, но не взорвалась.
- К нам подбираются, - сказал старый унтер.
Вторая граната разорвалась над нашими головами, и осколок упал под ноги
Кратохвилю. Он побледнел, но засмеялся.
- Ого-го! - закричали в рядах.
Вдруг в сотне шагов левее от нас в одном из взводов наступило
замешательство, а когда колонна продвинулась дальше, мы увидели на земле
двух человек: один лежал ничком, прямой как струна, другой сидел, держась
обеими руками за живот. Запахло пороховым дымом. Кац мне что-то сказал, но я
не расслышал, в правом ухе у меня шумело, словно туда попала вода.
Унтер-офицер повернул вправо, мы за ним. Колонна разделилась на два
длинных ряда. Впереди, неподалеку от нас, заклубился дым. Что-то протрубили,
но я не разобрал сигнала, зато отчетливо расслышал тонкий свист над головой
и возле левого уха. В нескольких шагах от меня что-то ударило в землю, грудь
и лицо мне засыпало песком. Мой сосед выстрелил; два солдата, стоявшие сзади
меня, чуть ли не опираясь ружьями на мои плечи, выпалили один за другим.
Вконец оглушенный, я тоже спустил курок... Зарядил ружье и опять
выстрелил... Впереди валялись чья-то каска и ружье, но дым вокруг настолько
сгустился, что больше ничего нельзя было разглядеть. Я только заметил, что
Кац, как одержимый, стрелял без передышки, а в углах его рта выступила пена.
Шум у меня в ушах все усиливался, и я уже не слышал ни ружейных залпов, ни
грохота пушек.
Между тем дым стал настолько густым и едким, что я почувствовал
потребность любой ценой вырваться из него. Я отступил - сначала медленно,
потом пустился бежать, с удивлением замечая, что остальные делают то же
самое. Вместо двух растянувшихся рядов я увидел толпы бегущих людей. "Какого
черта они бегут?" - думал я, прибавляя шагу. Это был даже не бег, а
лошадиный галоп. Мы добежали до середины холма и тут только заметили, что
наше место на равнине занял какой-то новый батальон, а с верхушки холма бьют
орудия.
- Резервы в огне... Вперед, мерзавцы! Вам бы свиней пасти, сукины дети!
- орали почерневшие от дыма, озверелые офицеры, опять выстраивая нас рядами
и плашмя колотя саблями всех, кто подвертывался им под руку. |