Вдруг меж кустов я заметил сначала два-три, а потом и более десятка
дымков, словно в разных местах закурили трубки, и одновременно над нами
засвистали пули. Тут пришло мне в голову, что свист пуль, воспетый поэтами,
отнюдь не поэтичен; скорее низменным следовало бы назвать это беснование
мертвой материи.
От нашей колонны отделилась стрелковая цепь и побежала к кустарнику.
Мы продолжали маршировать, как будто летевшие сбоку пули
предназначались не нам.
С правого края колонны, насвистывая марш Ракоци, шел наш старый унтер;
вдруг он выронил ружье, раскинул руки и зашатался, как пьяный. На миг я
увидел его лицо: слева каска была пробита, на лбу алело небольшое пятно. Мы
продолжали идти; на правом фланге очутился другой унтер, молоденький
блондин.
Мы уже поравнялись с колонной наших солдат, сражавшихся на передней
линии, и увидели впереди свободное пространство, зажатое между двумя стенами
дыма, как вдруг со стороны неприятеля из сизых клубов вынырнула длинная
шеренга белых мундиров. Шеренга то опускалась, то поднималась, а ноги солдат
замелькали у нас перед глазами, как на параде.
Но вот шеренга остановилась. Над нею сверкнула полоса стали, подалась
вперед - и я увидел сотню направленных на нас штыков, блестящих, как
иголочки, воткнутые в бумажку. Потом вырвался густой дым, что-то
заскрежетало, словно цепью по железному бруску, а над нами и вокруг нас
пролетел рой пуль.
- Стой! Пли!
Я поспешил выстрелить, чтобы прикрыться хотя бы дымом. Несмотря на
грохот, я услышал позади себя глухой звук, будто палкой ударили человека;
сзади кто-то упал, задев за мой ранец. Гнев и отчаяние овладели мной; я
чувствовал, что погибну, если не убью невидимого врага. Не помня себя, я
заряжал и стрелял, наклонив ружье и думая с диким удовлетворением, что мои
пули не пролетят мимо. Я не смотрел по сторонам и под ноги, боясь увидеть
упавшего человека.
Вдруг произошло что-то неожиданное. Невдалеке от нас затрещали барабаны
и раздались пронзительные сигналы горнистов. Кто-то крикнул: "Вперед!" - и
не знаю уж, из скольких грудей вырвался крик, напоминающий не то рев, не то
вой - колонна двинулась вперед, сначала медленно, потом скорее, скорее и,
наконец, побежала... Перестрелка стихла, только изредка раздавались
одиночные выстрелы... с разбега я наткнулся на что-то грудью, на меня
напирали со всех сторон, я тоже напирал...
- Руби немца! - ревел не своим голосом Кац и рвался вперед. Не будучи в
состоянии выбраться из толчеи, он занес ружье и прикладом стал бить по
ранцам стоящих впереди товарищей.
Наконец сделалась такая давка, что я почувствовал, как мне сдавило
грудную клетку и нечем стало дышать. |